Название: Муза
Размер: 9923 слова
Пейринг/Персонажи: Асгейр(ВЛЭФ)/Лукас(ЭВЛФ), Фольке(ФВЭЛ), Кайса(фем!ЛЭВФ)
Категория: слэш
Жанр: драма, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: Ошибочное типирование
Краткое содержание: Счастье — это когда рядом человек, который понимает тебя с полуслова и дарит тебе вдохновение и идеи. Но что если ты этого счастья недостоин?
Примечание: Вдохновлено заявками "напишите о том, как все считают себя 1Л, мнят себя Энштейнами и проч., а на самом деле функция логики у них намного ниже" и "а лучше 3Л, считающую себя 1Л. Вот это эпичная картина *true story*", правда не факт, что заказчики ждали такого исполнения, но... что выросло, то выросло)
читать дальше– Зачем писателю психология?!
Очередной учебный день начался с традиционного вопля Фольке Ларсена. Неважно, какие предметы стояли в расписании, страдающий – а правильнее сказать, наслаждающийся – синдромом гиперактивности Фольке любил одну физкультуру и возмущался тем, что их заставляют заниматься чем-то ещё. Вопрос «зачем писателю физкультура?» в его рыжую голову не заглянул ни разу. Лукас, тяжело вздохнув, возвёл очи к небу, словно вопрошая высшие силы, доколе его лучший друг и сосед по парте будет демонстрировать такие чудеса альтернативной логики. Он сам не очень любил учиться, и в первую очередь – из-за постоянных переживаний, что может что-то не так понять, неправильно ответить и показаться глупым, но на фоне Фольке он ощущал себя настоящим заучкой, да и вообще – гением.
– Это же очень важно, как ты не понимаешь, – принялся объяснять он по дороге в аудиторию. – Должны же мы понимать, как будут вести себя наши персонажи. Ну, учитывать особенности мышления, восприятия и всё такое. Например, один скажет: «Я тебя не держу, ты свободный человек», а другой поймёт это как «ты мне не нужен», а что, я бы так и понял. А он, может, вообще имел в виду «я тебя люблю и не хочу ограничивать», понятно? А ещё у персонажа может быть психологическая травма, может, он начал убивать женщин, потому что у него была сильно строгая мать. Или…
Лукас подозревал, что Фольке, как обычно, пропустит объяснения мимо ушей, но всё равно каждый раз упорно пытался донести до него свои мысли.
– …Вот почему нам необходимо изучать психологию, – закончил он. – Понятно?
– Ага, – кивнул Фольке, переставший слушать его после первых двух предложений. Он всегда был готов согласиться с чем угодно, лишь бы самому не утруждать себя размышлениями.
Они вошли в кабинет одновременно со звонком. Опросив группу по заданной теме, фру Бенгтссон пригласила выступить с докладом Иру Романову, студентку по обмену из России, которая горела желанием поведать о каком-то популярном у неё на родине психологическом учении.
– Всю нашу жизнь можно разделить на 4 аспекта, – начала рассказывать та. – Это физика, эмоция, логика и воля. Все они важны для нас, но какой-то в большей степени, а какой-то в меньшей. Чтобы определить свой тип, нужно расставить приоритеты от самого главного до самого незначительного. Таким образом, каждого из нас можно отнести к одному из двадцати четырех типов. Сейчас я расшифрую суть каждого аспекта. Физика – это отношение к материальному: внешнему виду, еде, деньгам…
– Эй! А у меня что первое? – едва дослушав до середины, Фольке принялся дёргать Лукаса за рукав.
– А что ты любишь больше всего? – спросил Лукас. – Носиться, как олень северный?
– Ага, – ничуть не обиделся тот. – И есть ещё. А потом снова носиться. И снова есть.
– Тогда, наверное, физика, – решил Лукас. – А у меня…
Он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Все эти термины казались такими запутанными. Вот был бы здесь Асе… Он мечтательно вздохнул, подумав о бойфренде. Никогда прежде он не испытывал столь сильных чувств. Даже если они с Асе не занимались ничем особо романтичным, рядом с ним у Лукаса просто вырастали крылья! Можно было просто болтать целый вечер, обсуждать что-нибудь, рассматривая одно явление со всех сторон, так что у Лукаса не оставалось никаких сомнений, и всё становилось понятным и логичным. «Точно! – понял он. – Логика! Вот она меня больше всего и волнует! Ведь я всегда переживаю, что могу показаться нелогичным. Значит, логика у меня первая, а потом… потом, наверное, воля. Я же умею принимать решения и при этом никем не командую. А физика, скорее всего, последняя, я даже готовить не умею. Выходит, что эмоция – третья. И правда, она у меня бывает иногда немного неадекватной».
– Логика, воля, эмоция, физика! – с чувством полного удовлетворения от решения столь сложной интеллектуальной задачи сообщил он другу. – Вот такой у меня тип! А у тебя логика, я думаю, четвёртая. Согласен?
– Ага, – кивнул Фольке, которому было всё равно. – Скоро там закончится эта пара?
Зима в этом году не спешила вступить в свои права. Несмотря на начало декабря, погода стояла плюсовая, и вместо долгожданного снега шли дожди. Лукас, перепрыгивая через лужи, мчался к любимой кафешке. Его группу задержали на последней паре по литкритике, фру Сандберг диктовала план эссе, которое требовалось написать для зачёта, поэтому пришлось торопиться. Он знал, что Асе не любит ждать. Сам он всегда был настолько пунктуален, что Фольке удивлялся, как он до сих пор не прибил хронически опаздывающего Лукаса.
«Расскажу ему про эту забавную штуку», – думал Лукас, влетая в дверь кафе. Как он и ожидал, Асе уже сидел за «их» столиком в углу зала, что-то помечая карандашом в толстой книге. Заметив Лукаса, он выразительно посмотрел на часы.
– Эй, я не виноват! Это всё фру Сандберг! – сходу выпалил Лукас, чмокнул бойфренда в щёку и плюхнулся на стул рядом с ним. – Как дела? Готовишься к очередной конференции?
В конференциях по скандинавской мифологии Асе участвовал почти всё время. Будучи сыном известного профессора, он поставил себе цель превзойти отца и стремился к этому с настойчивостью танковой дивизии.
– Ага, по младшей эдде, – откликнулся он. – Что нового узнал сегодня в институте?
Лукас вытащил из портфеля блокнот, раскрыл его и сверился со своими записями.
– То, что я – Эйнштейн! – торжественно заявил он.
– А я кто тогда? Густав Ваза, вестимо? – усмехнулся Асе. – Что это ещё за ролевые игры?
– Сейчас расскажу. Это такая интересная психологическая штука. Заодно и тебя протипируем.
Он принялся сбивчиво объяснять про аспекты и их расположение. Асе внимательно слушал, время от времени задавая вопросы. «Наверное, у него четвёртая логика, – подумал Лукас. – Вот как здорово у нас складывается общение, он всегда меня слушает и понимает. Это и есть – агапэ. Интересно, а что у него первое?»
Он вспомнил их первую встречу, которая состоялась как раз на одной из конференций. Тогда Лукас ещё учился на юридическом факультете, где умирал от скуки и всячески норовил избежать унылых семинаров, потому и соглашался на участие в чём угодно. Не сказать, чтобы его так уж сильно интересовала мифология, во всяком случае, до того, как на кафедру поднялся Асгейр Ульссон и принялся в пух и прах разносить работу какого-то современного исследователя эддических песен. Ах, как впечатляюще выглядел он в ту минуту, как уверенно держался, как приводил аргументы и выворачивал наизнанку все возражения… Лукас ещё успел подумать, как же ему подходит значение его имени – «копьё асов». Он и был как копьё – прямой, бьющий точно в цель. Потом мысли как-то спутались, остались лишь восторг и желание непременно познакомиться с ним как можно ближе, проще говоря – Лукас влюбился по уши. Ему никогда не требовалось для этого много времени.
Сейчас всё это мгновенно всплыло в его памяти, заставив снова испытать те эмоции. До чего же здорово, что он не упустил свой шанс, осмелился подойти после конференции, и всё завертелось!
– Ты чего такой счастливый? – реальный Асе напомнил о своём существовании, выдернув Лукаса из воспоминаний. – Прямо засветился весь. Что-то случилось?
– Я тебя люблю, – откликнулся Лукас. – Вот и счастливый. Я просто очень-очень рад тебя видеть! Разве же это не логично? А у тебя, наверное, третья эмоция!
– Почему это? – заинтересовался Асгейр.
– Ну, ты всегда остро реагируешь на эмоции, всё замечаешь. Ты такой тонко чувствующий человек!
– Да ну? – усомнился Асе. Лукас закивал.
– Да-да, просто ты это скрываешь, потому что стесняешься. Это нормально для третьей эмоции. Её проявления могут напрягать, она не всегда адекватна. Уж я-то знаю, у меня ведь тоже третья!
С тем, что эмоции Лукаса далеко не всегда адекватны, Асе не мог не согласиться. Да и собственные не лучше. «Наверное, так оно и есть», – решил он.
– Хорошо, а как насчёт остальных функций? – спросил он. – Что у меня первое, например?
– Я думаю, что воля, – торжественно заявил Лукас. – Ты очень целеустремлённый и всё время командуешь. «Не опаздывай, пиши, учись хорошо» и так далее. Потом… Ну смотри, если воля первая, эмоция – третья, а логика – четвёртая, то остаётся вторая физика. Значит ты, – он снова сверился с блокнотом, и запинаясь, прочитал по слогам, – Твар-дов-ский. Понятия не имею, кто такой, если честно.
– Ну хорошо, допустим, я этот Тва… как ты его назвал? И что мне с этим делать? – как всегда проявил практичность Асе. – Какая мне польза от того, что я это знаю?
– Ну… – Лукас задумался, не желая ляпнуть какую-нибудь чушь.
– А вот тебе знание этой штуки и правда пригодится, – спас его Асгейр. – Ты можешь использовать её, чтобы делать своих персонажей достовернее. Скажем, твой Свен Весте, он кто?
– Давай подумаем! – обрадовался Лукас. – Смотри, что мы о нём знаем? Он был полицейским, но его уволили за то, что он набил морду какому-то мудаку старше него по званию.
– Интересно, чем он в этот момент думал? – фыркнул Асе. – Разве он не осознавал последствий?
– Ничем, – Лукас вздохнул. – Сперва набил, потом начал думать. Значит, логика у него точно не первая. Ну ладно, зато никто не скажет, будто я его с себя списал. Его просто выбесило, что какой-то придурок им командует, который сам ничего не понимает в расследованиях, понимаешь?
– Старше по званию, вот и командует. Имеет право, – не проявил должного понимания Асе. – Мне кажется, у него третья воля, вот и бесится. А первая – физика, раз он решает проблемы мордобитием.
– Ещё добавь: «Фу так делать», – насупился Лукас. – Я его понимаю. Тот майор, он же был тупой как пробка. Они там все тупые в полиции, а Свен их в любом расследовании опережает на раз! Ну ладно, это нормально, если он 3В, а ты 1В, что тебе это не нравится. Эрос же. Работает теория!
– Ага, опережает и гордится, как он им нос утёр. Ребячество какое-то. Попросту самоутверждается за чужой счёт и мелочно мстит за своё же нарушение, – бескомпромиссно заявил Асе.
– Ему просто не хватает понимающего человека, который направит его энергию в мирных целях, – Лукас оживился. – Надо будет найти ему пару! Тем более что любовная линия украшает книгу.
– Главное, не преврати детектив в любовный роман, – усмехнулся Асгейр. – И с кем ты его свести хочешь? С ботаником этим?
Идея была интересной, но поразмыслив немного, Лукас её отверг.
– Не может у него второй воли быть. Там четвёртая явно, его самого направлять надо. И не ботаник он, а историк. Сидит в своём архиве, закопался в монографиях, тоже мне – герой-любовник.
– А по-моему, он милый. Кстати, как его зовут-то хоть?
– Ну конечно, он тебе нравится, у вас же агапэ по воле, – Лукас так радовался каждому подтверждению новой типологии, будто сочинил её лично. Ловко же он в ней разобрался прямо с ходу, значит, умный, одно слово – первологик! – А имя, я, кстати, ещё не придумал. Я даже не определился, парень это будет или девчонка.
– В общем-то, невелика разница, – махнул рукой Асе. – Это мы позже решим. Если будет недостаточно женских персонажей, сделаем девушкой. Нужно же пройти тест Бехдель, а то заклюют. А если их и так хватит, то пусть остаётся парнем. Как по мне, для сюжета это неважно. Ладно, это пока оставим. Лучше скажи, какие у тебя планы на выходные?
По пути домой Лукас неоднократно прокручивал в мыслях этот разговор. Асе неизменно вдохновлял его на писательство. «Моя муза, – подумал Лукас, вливаясь в поток людей, спешащих просочиться в метро, и не удержавшись, хихикнул. Обычно муза представляется как хрупкая девочка в струящихся одеждах, этакое небесное создание, но то у других. А ему досталась нестандартная, в виде высоченного парня с древними текстами в голове и взглядом, расщепляющим на атомы. – Как же мне с ним повезло!»
Едва добравшись до квартиры, Лукас сразу же сел за компьютер, благо, родители возвращались с работы гораздо позже, а потому некому было нагрузить его иными делами. «Сомнений не оставалось: кража – дело рук этого Фреде Юханссона, каким бы ни было его настоящее имя», – прочитал он последнюю фразу, на которой остановился в прошлый раз. Не раздумывая, он начал печатать дальше.
«Об этом говорило всё. Уж очень вовремя появился он в доме и так же вовремя исчез. Кроме того, кто стал бы давать работодателю фальшивые сведения о себе, если бы не задумал какое-нибудь преступление? Похоже, он знал, что шлем Кнута находится в коллекции Берга, и просто хотел к нему подобраться. Но как же теперь найти его? Свен Весте задумался. У него не было ни единой зацепки, кроме фразы, которую подозреваемый обронил в день перед кражей, если верить словам Анн-Бритт, горничной. «Он даже не догадывается, что у него есть», – так сказал Юханссон, имея в виду, судя по всему, злополучный шлем. Означало ли это, что украденный предмет хранит какую-то тайну? Быть может, он был похищен вовсе не с целью обогащения? Тогда зачем? Преступник знал это, значит, должен был узнать и Свен. Это могло вывести на след вора! «Нужно позвонить Марте», – решил Весте, взял телефон и набрал знакомый номер»
Лукас открыл документ с профайлами персонажей. Ага, вот она – Марта Виклунд. Бывшая одноклассница Свена, нынче занимающаяся научной деятельностью. Именно она и сведёт его с тем историком. Не, ну а что, не самому же ему в книгах копаться, всё правильно. У него же первая физика, как у Фольке, а того не заставишь на месте усидеть. Да и логика вторая, а значит, ему проще и интереснее обсуждать что-то, чем рыться в учебниках одному. Процесс же! Эта психософия и правда позволяет объяснить действия персонажей, полезная штука.
Быстро описав ход мыслей Свена Весте и его разговор с Мартой, Лукас отправил файл Асе. А вот теперь следовало приниматься за эссе по литкритике. Одна мысль об этом мгновенно испортила ему настроение. Не ладилось у него с критикой, а точнее – с преподавательницей фру Сандберг. С души воротило от её непрошибаемой уверенности в каждом своём слове. Будто нет и быть не может других мнений, кроме двух – её и неправильного. Она даже простые вещи, вроде «сегодня семнадцатое ноября», произносила так, что Лукас начинал чувствовать себя идиотом. Он порой и «добрый день» ей сказать боялся, будто стоит этим словам сорваться с губ, как наступит непроглядная ночь, пользуясь чем, она его нещадно высмеет. А уж в том, что она на это способна, сомневаться не приходилось и вовсе. Недаром она из всех предметов преподавала именно литкритику. Вот уж хлебом не корми – дай разнести в пух и прах какое-нибудь произведение, даже классикам перепадало! И конечно, слушая её, Лукас не мог не находить в критикуемых книгах параллели со своей собственной. Но как ни крути, а писать эссе надо.
– А я… я же не поел ещё! – вдруг пришла ему в голову спасительная мысль. – И даже руки не вымыл, сразу писать сел. А мама уже три дня прибраться в комнате просит. Я сейчас, быстренько, а потом сяду за эссе. Точно, так и сделаю.
Ничуть не спеша, он направился в ванную. Минут пять, не меньше, мылил и споласкивал руки, потом почти столько же вытирался. Долго копался в холодильнике, вынул рис с фрикадельками и принялся разогревать его на плите, а не в микроволновке. Но как бы Лукас ни старался оттянуть время, ему всё же пришлось вернуться к эссе.
«Август Юхан Стриндберг, – написал он в своей тетради. – "Слово безумца в свою защиту"».
Именно эту книгу он прочёл последней, и она произвела на него неизгладимое впечатление. Вот только… оценит ли его выбор Кайса Сандберг?
Первый пункт плана не вызвал у него затруднений – пару абзацев о биографии Стринберга Лукас написал быстро. А вот дальше было уже сложнее. Тема, идея, художественная ценность… он-то напишет, но что, если он неправильно что-то понял? И оттянется же на нём фру Сандберг!
«Роман считается автобиографическим, хотя имена персонажей изменены, – всё же начал писать Лукас. – Главный герой, от лица которого ведётся повествование, предположительно являющийся альтер-эго самого автора, очень тонкая, чувствующая натура. Он влюбляется в Марию, несмотря на то, что она жена его друга. Он благородно молчал о своих чувствах, и даже хотел уехать, но не смог, потому что любовь оказалась сильнее. Помимо физического влечения, их объединяла общность интересов. Мария мечтала быть актрисой, хотя её дворянское происхождение противоречило этому, но он как писатель и драматург понимал её устремления и поддерживал её. Она развелась с мужем, и вышла за него, но кто мог знать, что с этого момента страдания героя только начинаются?!»
Он перечитал написанное. Звучало неплохо. Может, обойдётся, и он получит свой зачёт?
«После женитьбы на Марии происходит основное действие романа, в котором автор описывает многочисленные ужасы своего брака. Увы, он оказался вовсе не безоблачным! В нём нашлось место и подозрениям в измене, и запоздалым обнаружениям в своём партнёре неприятных черт характера, и ссорам из-за денег, которых Марии всегда было мало, – продолжил Лукас. – Герой неоднократно пытался сбежать от своей жены, которая постоянно мучила его, но каждый раз, когда он это делал, любовь, которая была столь сильна, побеждала ненависть, и он возвращался, так прочно она привязала его к себе невидимой нитью».
– А ведь фру Сандберг совсем чужда романтики, – вздохнул Лукас. – Уж конечно, где ей понять такую сильную любовь, у неё личной жизни-то нет никакой. Поди скажет, что он просто мазохист или ещё что-нибудь такое. Да его все считали тираном и ревнивцем, ради которого жена пожертвовала карьерой, поэтому он и решил написать этот роман. Точно! Надо это упомянуть.
«Роман, по сути, является защитной речью автора в свой адрес, попыткой оправдать себя в глазах общества, готового обвинить любого безо всяких на то оснований, в то время как он просто полюбил женщину, которой вовсе не нужны были его столь сильные чувства, ведь ей больше нравилась привольная жизнь в театральных кругах, где царили веселье и разврат. Обожествление любимой женщины по ходу действия произведения перетекает в ненависть и презрение, она превращается в его глазах в настоящую дьяволицу…»
Мрачные предчувствия не оставляли Лукаса. Ох, провалит он этот зачёт по литкритике, как пить дать, – провалит…
Фольке Ларсен стоял, небрежно привалившись к стене, и жевал половинку бутерброда. Вторую он вручил сидящему на подоконнике рядом Лукасу. «Не забудь поесть сам да накормить ближнего своего», – так звучала, похоже, первая заповедь его персональной религии. И куда, спрашивается, всё девается – он ничуть не толще самого Лукаса. Хотя иногда казалось, что он занимает собой всё пространство, особенно – когда ему на месте не сидится. То есть, если честно – почти всегда.
– …Гуляли по парку, а потом ходили в кино, – трещал Лукас, спеша поделиться с другом подробностями проведённых с Асе выходных. – На «Мстителей». Такой фильм! Ты видел?
– Нет ещё, – помотал головой Фольке. Он вовсе не был поклонником кинематографа, уж слишком долго длились фильмы, дольше, чем даже лекции. – А что, Асе твой не бесится, что там неправильно Тора и Локи изображают? Мне кажется, с его-то увлечениями… Ну ты же сам говорил, что ему в детстве «Эдду» вместо сказки на ночь читали.
– Ага, – кивнул Лукас. – Ну и что. Это же фильм. Асе понимает. И потом, всё очень субъективно, и один и тот же образ можно трактовать по-разному.
– Это кому читали «Эдду» вместо сказки? – вклинилась в разговор Ира, та самая студентка из России, которая рассказывала про психософию.
– Асгейру, это бойфренд Лукаса, – пояснил Фольке. – У него папаша вроде профессор какой-то. Толстенную монографию написал. Как только терпения хватило?
– Оу, Лукас! У тебя есть бойфренд? И ты этого не скрываешь? Вот она – цивилизованная Швеция, – Ира вздохнула. – Не то что наш рассадник мракобесия. А он тоже здесь учится?
– Да, на филологическом. Хочет написать свою монографию, в два раза толще папенькиной. Или в три. Я её потом тебе, Фольке, подарю, – пообещал Лукас. – Будет, чем занять остаток жизни.
– Какая страшная угроза! – Ларсен, паясничая, схватился за сердце. – Слушай, а вот ты все выходные гулял – а эссе-то по литкритике доделал, а?
Лукас уставился в пол, внезапно заинтересовавшись трещинами в каменных плитках. Он так и не смог заставить себя доработать его, хоть и садился за него каждый день.
– Вот… надо тебе было напоминать, – наморщила нос Ира. – Как думаете, могу я, если что, надеяться на снисхождение, по причине того, что мне тяжело излагать свои мысли на шведском?
– Без шансов, – махнул рукой Лукас. – Это же фру Сандберг! Она безжалостная, как будто сама студенткой не была!
– Глупости, – едва ли не впервые в жизни не согласился с ним Фольке. – Нормальная она, просто серьёзно относится к своему предмету. А я написал эссе! Ну что, идём на пару?
«Конечно, что ему. Свою тройку получит, а больше ему не надо», – подумал Лукас, но вслух говорить не стал, не ссориться же с другом. Хотя он и не обижался никогда на такие высказывания, сам признавался же, что не любит думать.
– Идём, – Лукас проглотил последний кусочек бутерброда и спрыгнул с подоконника. – Чёртова литкритика, ненавижу!
В класс они вошли одновременно со звонком, удостоившись, разумеется, выразительного взгляда Кайсы Сандберг. Стараясь не шуметь, чтобы не привлекать к себе внимания, Лукас принялся готовиться к занятию. Впрочем, все взгляды всё равно были устремлены на их парту, ведь Фольке вовсе не беспокоился о незаметности, он просто не умел ничего делать тихо.
– Вы, смотрю я, очень спешите ответить домашнее задание, Фольке Ларсен, – нежно и одновременно с нескрываемой ехидцей в голосе заявила фру Сандберг, раскрыв свою толстую чёрную тетрадь, напоминающую тетрадку смерти из одноимённого аниме. Это был не вопрос, а утверждение, впрочем, Фольке ничуть не смутился.
– Да, я готов! – с грохотом выложив на стол учебник, отозвался он. – Только напомните, что нам было задано.
– И почему я была уверена, что вы этого не помните? – картинно развела руками Кайса Сандберг. – Ах да. Точно. Мы же говорили об этом больше пяти минут тому назад. На прошлой лекции я рассказывала о тридцати шести драматических ситуациях… кого?
Фольке почесал в затылке, взъерошив свою рыжую шевелюру, поправил стильные очки без диоптрий в тонкой оправе и предположил:
– Ммм… Пальто?
– Хорошая попытка, – усмехнулась фру Сандберг. – И что бы этот мсье Пальто сказал по поводу последней прочитанной вами книги, Фольке Ларсен? «Волшебный мелок» фру Синкен Хопп, полагаю?
– Не, это была предпоследняя! А последняя – «Деньги» Золя. На самом деле, это была аудиокнига, – быстро, словно извиняясь, добавил Фольке. – Я слушал её, бегая по утрам в парке.
Лукас уткнулся лицом в ладонь. Нет, ну хорошо, Фольке не гений, но и не идиот же! Зачем он всё время пытается показаться глупее, чем он есть? Как будто ему кто-то сказал, что умничать нехорошо, а он взял да и поверил.
– Думаю, мсье Золя в полном восторге, – заявила фру Сандберг тоном, не оставляющим сомнений в том, что она уверена в обратном. – Ведь он для того и писал свой бессмертный роман, чтобы тот мог служить фоном для ваших пробежек. Так и какие же из тридцати шести ситуаций вы сумели в нём увидеть? Насколько хорошо они прописаны, уместно ли использованы?
– Препятствие любви! – уверенно ответил Фольке.
– И кто там кого любил? Что помешало им быть вместе?
– Все любили! – с совершенно серьёзным видом заявил Ларсен. – Деньги. А Всемирный Банк кааак рухнет… и вся любовь.
– Так, может быть, и ситуация потери близких подойдёт? – предположила фру Сандберг издевательским, как показалось Лукасу, тоном. Впрочем, тот только улыбнулся и закивал.
Фольке нёс феерическую чушь, это понял бы даже школьник. Лукас в толк взять не мог, что на него нашло, ведь прекрасно знал он эти ситуации, буквально позавчера их обсуждали в столовке, прикидывая к своей писанине. А фру Сандберг и не думала его прерывать, наоборот – только подначивала, выставляя идиотом перед всей группой. Как он мог это терпеть? И вообще, что это за цирк на паре? Ладно бы они в кафешке трепались прикола ради, но сложные и серьёзные вещи обсуждать в таком ключе – это уже ни в какие ворота не лезет!
– Что за бред, – не удержавшись, вполголоса выпалил Лукас и тут же зажал рот, но было поздно. Разумеется, фру Сандберг не пропустила его реплику мимо ушей.
– И что же вы считаете бредом, Лукас Хольстрём? – улыбаясь своей «фирменной» ядовитой полуулыбкой-полуухмылкой поинтересовалась она. – Могу я узнать?
– А всё! – как Лукас не пытался сдержать эмоции, у него, как обычно, ничего не вышло. – Вот эту дешёвую комедию, которую Фольке тут устроил, а вы и рады! Что это за идиотское шоу?
– Эй, ты чего, чувак? – Фольке хлопнул Лукаса по плечу. – Это же весело!
– Когда я хочу веселья, я иду в цирк! – Лукас стряхнул его руку. – А сейчас я на лекции, и сюда я хожу, чтобы учиться! Как можно столь несерьёзно относиться к занятиям?
– Какое стремление к учёбе! Честно говоря, впервые наблюдаю его у вас, – насмешливо сказала Кайса Сандберг. – Но если вы так настаиваете… Я полагаю, вы написали эссе к зачёту? Могу я с ним ознакомиться?
Больше всего сейчас Лукасу хотелось провалиться сквозь землю. И дёрнул же его чёрт за длинный язык! Но делать было нечего. Он молча протянул тетрадь, заранее готовясь к самому худшему.
– «Слово безумца в свою защиту», Стриндберг, – прочитала она. – Ну, вы в своём репертуаре, Лукас Хольстрём. Всегда выбираете самые душещипательные истории, над которыми так любят проливать слёзы школьницы пубертатного возраста. Что ж, посмотрим, как вы раскрыли данное произведение многоуважаемого классика.
Последние два слова она произнесла так, что и дурак понял бы: если кем-то и уважаемого, то явно не Кайсой Сандберг, а лично она с Августом Стриндбергом и на одном поле бы не присела.
– «"Слово безумца в свою защиту" является исповедью страдающего человека, обуреваемого чувствами, разрывающего между невыносимой любовью и мучительной ненавистью к супруге». Да уж, исстрадался бедняжечка. «Мария, прототипом которой является жена писателя, Сири, не ценила его глубокие душевные терзания, предпочитая семейному очагу свободу театральных нравов». Перевожу: «Не хотела быть его комнатной собачкой». «Вся книга – одна дрожащая эмоция, смесь ревности, одержимости и любви». И от чего же она дрожит, Лукас Хольстрем? Да, очень, очень интересно… «Желая спасти семью, он увёз жену в Париж, где у неё не было друзей. Этот переезд символизировал новую страницу в его биографии, которую он надеялся увидеть очищенной от запятнавших её измен Марии, но это не помогло». Потому что она изменяла ему с подругами, видимо. Да, такое ощущение, что мы с вами читали разные книги.
Кайса Сандберг дочитала эссе до конца, время от времени вставляя ехидные реплики по ходу чтения, и с явным раздражением бросила тетрадь на стол.
– Что это было, Лукас Хольстрём? Могу я поинтересоваться, за что вы меня так ненавидите? Вы ведь нарочно надо мной издеваетесь? Иного объяснения этому я подобрать не могу! Все учителя вас нахваливают, и я же вижу, что вы далеко не глупы! Так чем ещё можно объяснить этот… бред, вы сказали? Хорошее определение для вашего, с позволения сказать, эссе. Вы сами-то поняли, что вы хотели написать? Лично я запуталась в ваших нагромождениях противоречащих друг другу аргументов. Вы считаете, что Стриндберг во всём прав или – что не прав, но его надо понять и простить, ведь он же её так любил?
Это был контрольный выстрел. Лукас с ужасом понял, что не знает, как ответить на этот вопрос. Работая над эссе, он не раз менял своё мнение на этот счёт, и так и не сумел с уверенностью определиться. Ведь с одной стороны, она же и правда ему изменяла! Это ужасно! Что, если бы Асе… нет, даже думать о таком не хочется. Но с другой стороны, он ведь тоже не ангел. Он порой вёл себя, как настоящий тиран. Но он же так боялся её потерять, это всё из-за любви. Однако если любишь человека, разве сделаешь ему плохо? Но ведь он…
– Не собираетесь отвечать, я вижу. Ну что ж, одно я могу сказать вам точно, Лукас Хольстрём – зачёт вы провалили. – Кайса Сандберг сделала пометку в своей «тетрадке смерти». – Впрочем, в любом случае я не рекомендую вам – всем вам – руководствоваться примером Стриндберга ни в творчестве, ни в жизни. Весьма посредственный литератор.
– Видимо, именно поэтому он стал всемирно известным писателем и классиком! – не выдержал Лукас. – Да вы сперва сами напишите столько…
– А я не писатель, я – критик, – отрезала фру Сандберг. – И критик хороший. Поэтому я вижу все недостатки данного автора. Его стиль далёк от совершенства, такое навертит, что голова кругом идет. Нагромождение бессмысленных конструкций…
– Он писал, как чувствовал! А вы просто неспособны понять, потому что не умеете жить сердцем! – в бешенстве воскликнул Лукас, запихивая тетрадки в сумку. – Мне вас жаль!
С этими словами он вылетел из аудитории.
Идти домой до окончания занятий, да ещё и в таком состоянии, было бы неразумно, так как у матери был выходной. Лукасу не хотелось отвечать на множество неудобных вопросов. Поэтому он направился туда, где обычно отходил от неприятностей в университете – на крышу закрытого на реконструкцию западного крыла. Строго говоря, нахождение там студентов не поощрялось, но кто бы за этим следил в законопослушной Швеции?
Забравшись наверх, Лукас сел на бортик плоской крыши, который выходил на улицу, чтобы его не было видно с университетского двора. Свесив ноги вниз, он принялся наблюдать с высоты третьего этажа за снующими людьми и думать об ужасном происшествии на паре.
«Ну почему я не мог промолчать! И как теперь на литкритику ходить? С другой стороны, они же были неправы! Мы ведь и правда не в цирке! Но может, я повёл себя нетактично? Фольке, кажется, расстроился. Я не хотел его обидеть. Но он же первый начал! Отвечал бы нормально, а то придумал тоже – дурака валять! А фру Сандберг… преподаватель ещё называется! Нет бы сразу прекратить этот фарс, только подначивала! И всё же, не должен ли я был промолчать?»
Его поочерёдно захлёстывали чувства то вины, то обиды, и непонятно было, какое из них хуже. И что делать с несданным зачётом – тоже непонятно. Видеть фру Сандберг не хотелось вовсе. Как ей что-то устно отвечать, если она даже эссе разнесла в клочья? Да что эссе – самого Августа Стриндберга с грязью смешала…
Как ни странно, воспоминание об этом придало ему оптимизма. Ведь все знают, Стриндберг – не какой-нибудь там студент, он – всемирно известный писатель и драматург! Его книги читаются, а пьесы – ставятся по всему миру! И ими все восторгаются... разве столько народу может ошибаться, а одна Кайса Сандберг быть правой? Нет, разумеется! Значит, в ней говорила злость, только и всего! И эссе она раскритиковала просто потому, что Лукас попался под горячую руку, а так – вовсе он и не бред пишет! И не будет он больше слушать никаких критиков! Вот возьмёт и допишет книгу, получит «Стеклянный ключ», и пусть тогда она говорит, что хочет. Ещё и локти кусать будет, что недооценила его творчество!
«Конечно, мне следовало быть более сдержанным, – решил он. – И всё же, правда – на моей стороне!»
Придя к такому выводу, Лукас повеселел. Что может быть приятнее осознания своей правоты? А сейчас он досидит до конца учебного дня и пойдёт писать следующую сцену. Можно пока проработать детали. Там Свен с историком – надо уже придумать ему имя, чёрт возьми! – отправятся в погоню за похитителем шлема. Конечно, перессорятся раз десять. А потом…
Он так увлёкся, что совершенно не замечал поднявшегося на крышу Фольке, пока тот не схватил его сзади и не оттащил подальше от края , как он делал это всегда. Если что-то находилось не там, где, по его мнению, быть должно – и Лукас не был исключением – он быстро и решительно исправлял сию досадную неприятность, не вступая в переговоры.
– Сколько раз я тебя просил не сидеть тут! – воскликнул он. – Ты ведь вечно в облаках витаешь! Замечтаешься и свалишься вниз!
– Подумаешь, – огрызнулся Лукас. – Тебе-то что? Иди и дальше перед своей фру Сандберг клоунаду устраивай! Только ты учебным заведением ошибся, цирковая школа находится на Бриннелвэген!
Фольке вздохнул. Вот чего он не любил, так это эмоциональных взбрыков Лукаса. И почему он на всё так реагирует, как будто конец света случился?
– Всё дуешься? А между прочим, это тебе надо пойти и поговорить с ней. Ты же хочешь получить свой зачёт? Она уже не злится. Если будешь вести себя, ну… поделикатнее, что ли…
– Не буду! Я вообще видеть её не желаю!
Лукас отвернулся, сложив руки на груди. Как Фольке не понимает? После того, что она сделала… После её мерзкого поступка он ещё должен быть с ней поделикатнее! Ха!
– Не дури, ты же не хочешь вылететь! – в голосе Фольке зазвучало искренне беспокойство. – Просто признай, что ты был не прав…
– Чтооо? – успокоившийся было Лукас взорвался вновь. – Я не прав? Да она!.. Ты слышал вообще, что она сказала? Ну ладно я, но она же и Стриндберга разнесла, а уж он-то писатель получше многих! И ты ещё её защищаешь?
– Ну читал я этого Стриндберга, – Фольке пожал плечами. – Ничего особенного. В любом случае, ты – не он, и это нормально. Ты ведь только учишься и можешь допускать ошибки. Ты сам признался, что недоработал эссе, просто переделаешь его и…
– Ничего я не собираюсь переделывать! – Лукас чуть не задохнулся от возмущения. – Предатель ты, Фольке! Можешь сколько угодно защищать свою драгоценную фру Сандберг…
– Чего мне защищать Кайсу? Она и сама это может сделать! Я о тебе же волнуюсь! – Фольке тоже начал заводиться. Обычно Лукас, видя это, давал задний ход, но сейчас он был слишком раздражён, чтобы успокоиться.
– Ах, Кайса, значит? И давно это вы так неформально с ней общаетесь? Может, ты вообще в неё влюбился, вот и встал на её сторону?
– С ума сошёл? – Фольке даже не сразу нашёлся, что ответить. – А ещё в кого я, по-твоему, влюбился? Может, во фру Юханссон?
– Может и в неё, – согласился Лукас. – Ты же тот ещё ловелас!
– Глупости какие! Она же жутко старая! Ей лет сорок, не меньше, – фыркнул Фольке. – Ты, чем ерунду сочинять, лучше пошёл и поговорил бы с фру Сандберг про свой зачёт. Ну или как знаешь, ты уже не ребёнок, чтобы тебя уговаривать. Сам решай, что тебе важнее – учёба или твои обиды!
Развернувшись, Фольке быстрым шагом пошёл к лестнице.
«Свен Весте глазам не мог поверить. Он из сил выбивался, чтобы спасти девчонку, а она! Но глаза его не обманывали: Магдалена Янссон сидела рядом со своим похитителем едва ли не в обнимку! Он что-то шептал ей на ухо, а она смущённо улыбалась, краснея до кончиков ушей. Конечно, удивляться особо нечему. Засранец Юханссон – или как его там на самом деле – был и правда красивым парнем, способным вскружить голову и более искушённой девице, чем эта архивная мышка, погрязшая в своей истории. Выходит, союзницу он потерял, а неприятель, напротив, приобрёл. Впрочем, толку-то от этой Янссон…
Как бы то ни было, он был намерен добраться до кольца Нибелунгов первым, а там подкараулить вора и вернуть шлем!»
Перечитав написанный абзац, Лукас отправил очередной файл Асе. Последние две недели он только и занимался, что своей книгой, совершенно забив на учёбу. Ему не хотелось видеть ни фру Сандберг, ни предателя Фольке, ни сами стены, в которых ему пришлось пережить столь отвратительное унижение. Из дома он выходил, только чтобы встретиться с Асе, да и по интернету общался лишь с ним, отправляя ему главу за главой. Сюжет постепенно приближался к кульминации, и вот уже Свен Весте почти добрался до сокровищницы. Совсем немного осталось до решающей схватки. Любовная же линия развернулась между историком, которую Лукас сделал-таки девушкой, и коварным похитителем. Такой ход показался ему интереснее, да и что скрывать, Свена он считал слишком классным, чтобы сводить с кем бы то ни было. Проще говоря, ревновал собственного персонажа к другим.
Ответ от Асе пришёл, едва файл был отправлен. «Неужели он уже успел всё прочитать?» – удивился Лукас, открывая страницу. Впрочем, в письме не обнаружилось ни слова о присланном тексте. Всё, что в нём было – это один из самых мерзких в истории человечества вопросов, заставляющих вспомнить все свои прегрешения, начиная с разбитой в глубоком детстве вазы. «Ты точно ничего не хочешь мне рассказать?» – вопрошал Асе.
«Что именно?» – откликнулся Лукас, перебирая в мыслях свои проступки с момента их первой встречи. По всему выходило, что ничего серьёзного он не натворил. И чего там Асе себе вообразил? Ответ снова пришёл незамедлительно. «Значит, не хочешь. Хорошо. Я еду к тебе, нам надо поговорить».
– Да чёрт побери, что я такого натворил-то?! – воскликнул Лукас. Увы, писать Асе сейчас было бессмысленно, если он сказал «еду», значит, уже выехал. И даже не поинтересовался, кстати, один ли Лукас дома, не помешает ли им кто-то или они – кому-то своим разговором. Это было на него настолько не похоже, что всё время до его приезда Лукас провёл как на иголках, бегая кругами по комнате и заранее придумывая оправдания на все случаи жизни. Поэтому, услыхав, наконец, дверной звонок, он даже испытал облегчение. Которое, впрочем, испарилось, когда перед ним возник Асе. Ещё никогда Лукас не видел его таким разгневанным.
– А… что… – начал было он, но договорить ему Асгейр не позволил.
– А то! – он схватил Лукаса за рубашку и хорошенько встряхнул. – Какого чёрта ты мне врёшь?
– Что значит вру? – возмутился Лукас. Несправедливых обвинений он терпеть не собирался даже от Асе. – Когда такое было, а?
– Каждый день! Ты мне говоришь, что у тебя всё нормально, и что я узнаю? Ты две недели не появлялся в университете! Ты вообще понимаешь, что ты на грани отчисления?
Отчисление? За всё это время Лукасу в голову не пришла и мысль о том, что его прогулы могут закончиться плачевно. Да ну, бред! Он легко всё наверстает, вот только допишет книгу… Эту мысль он постарался донести до рассерженного Асгейра.
– Ладно тебе, ты преувеличиваешь! С чего ты это взял? У меня всё под контролем!
– А твой друг Фольке так не считает, – Асе отпустил его и принялся ходить по комнате, словно измеряя шагами её площадь. – И у него нет причин врать мне. Он сказал, что ты вообще забросил учёбу, и что вопрос о твоём отчислении уже поднимался!
Опять Фольке! За каким хреном он вообще лезет не в своё дело! Лукас уже и сам начал стал раздражаться.
– Да ерунда это всё! – воскликнул он. – Нашёл, кого слушать!
– Ах ерунда… – Асе совсем сорвало с катушек. – Вот как! По-твоему, вот так врать мне внаглую – это ерунда?! То, что ты скоро вылетишь из института, куда я тебя привёл – тоже ерунда?! Ты, я смотрю, вообще меня ни во что не ставишь, так?!
– Ты меня привёл? – не остался в долгу Лукас. – Вот это новости!
– А разве нет? Без меня ты бы ни на что не решился, так и гнил бы своём юрфаке, став очередным хреновым юристом! Я поверил в тебя, в твой талант! Чуть ли не за руку тебя сюда приволок, а ты что сделал?! Похерил всё, стоило немного дать тебе волю! И после этого ты ещё считаешь себя взрослым самостоятельным человеком? Так катись ты к чертям, Лукас Хольстрём! Тебе нянька нужна, а не бойфренд! А я не испытываю ни малейшего желания подтирать тебе сопли!
Что? Нянька? Да как он смеет! И ещё его обвиняет, а сам-то, а сам!
– Это ты всё разрушаешь! – Лукас чувствовал, что своими руками толкает в пропасть то, что ещё можно спасти, но остановиться не получалось, уж слишком возмутили его несправедливые, по его мнению, наезды Асе. – Ты что, вот так возьмёшь и свалишь из-за какой-то херни?! После всего, что было?
– После чего? После твоего предательства?!
Асе явно был на пределе. Обычно такой спокойный, всегда сдерживающий свои эмоции, сейчас он напоминал извергающийся вулкан. Его руки дрожали, в голосе появились истеричные нотки, а от былого самоконтроля не осталось и следа.
– И ведь ты даже не раскаиваешься! Плевать ты хотел на меня и мои чувства! Я беспокоюсь о тебе, стараюсь сделать всё, чтобы ты не зарыл свой талант в землю, терплю твои закидоны, как примерная жена гения, мол, ты творец, а я – всего лишь исследователь чужих текстов, но какого чёрта?! Почему я должен всё прощать и всё понимать, в то время как ты не желаешь даже элементарно быть честным со мной! Если у тебя проблемы, что мешало об этом сказать? Почему я должен с ума сходить, гадая, что с тобой происходит? Как я вообще могу тебе доверять после этого?! Что ты утаишь от меня завтра?! Да… да иди ты знаешь куда?!
Его руки сжались в кулаки так сильно, что костяшки побелели, впрочем, он этого, похоже, даже не замечал. Глядеть на него сейчас было по-настоящему страшно. Лукас шагнул к нему, мысленно проклиная в очередной раз свой длинный язык, но Асе шарахнулся, словно боясь окончательно потерять контроль над собой. Быстро развернувшись, он молча вылетел из квартиры, громко хлопнув дверью. Лукас застыл, как остолбеневший, не понимая толком, что сейчас произошло, а потом осознание случившегося накрыло его в один момент, ноги подкосились, он рухнул на пол, и будучи не в силах сдерживаться, разрыдался.
– ... И кстати, о неуспевающих студентах...
Кайса Сандберг поморщилась. Она догадывалась, что Сельма Юханссон, декан литфака, зашла к ней после пар не о погоде поговорить. Сейчас начнётся это вечное: «Почему у вас столько незачётов, не слишком ли много вы требуете от студентов», и всё в этом роде. И чего всех так тянет её поучать? Пусть она и не старейший преподаватель здесь, но предмет свой знает в совершенстве! Однако в присутствии фру Юханссон она чувствовала себя девчонкой-прогульщицей. Декан всегда была безукоризненно вежлива, ни разу не повысила голос, и всё же у Кайсы складывалось впечатление, что она на неё давит своим возрастом, опытом, да и самим фактом своего существования.
– Мой зачёт провалили четверо, – угрюмо откликнулась Кайса. – Проблема в их эссе. Я не требую ничего сверхъестественного! Но они не справились даже с такой простой задачей! Биргитта Свенссон не раскрыла тему и идею произведения, Нильс Линдквист…
– Я хотела поговорить с вами о Лукасе Хольстрёме, – начала фру Юханссон. Кайса нахмурилась.
– Ах этот, – протянула она. – Хотите ознакомиться с его писаниной? Если это не издевательство, то я не знаю, как это ещё назвать!
– Он уже две недели не появляется в университете, – сообщила фру Юханссон. – Даже на зачёты не ходит. Уже поднимался вопрос о его отчислении. Его друзья говорят, что всё началось после ссоры с вами… Я вполне допускаю, что он был неправ, но мальчик действительно талантлив и…
– И что? – невозмутимо отозвалась Кайса. – Это не повод подсовывать мне невнятный бред под видом эссе и надеяться, что прокатит. Впрочем, я готова принять у него зачёт устно, как и у остальных не сдавших. Он сам не желает. Я должна за ним бегать?
– Возможно, вы были слишком строги с ним? – предположила деканша.
– Не более чем с другими, – отрезала Кайса. – Я ставлю оценки за знания, а не за красивые глаза!
Сельма Юханссон вздохнула. Кайса упрямо сжала губы. Уступать она не собиралась, но и доказывать свою правоту не любила. Ну какой смысл в объяснении очевидных вещей? Нужно быть идиотом, чтобы не понимать элементарного.
Она окончила этот же факультет три года назад, после чего осталась здесь в качестве преподавателя. За это время у неё не раз возникали разногласия со студентами. Лукас Хольстрём был далеко не первым, кто выбежал из аудитории в истерике, однако остальные всегда возвращались, просили прощения, сдавали пропущенные темы и учились дальше. А этот? Кем он себя возомнил? Непризнанным гением? Ха!
– Вы не допускаете мысли, что иногда бываете слишком категоричны? – фру Юханссон говорила мягко, но каждое слово казалось Кайсе попыткой прогнуть её, чего она позволять, разумеется, не собиралась.
– Иногда? Я всегда категорична, – своим тоном она ясно давала понять, что не считает это недостатком. – Потому что чёрное – это чёрное, белое – это белое, дважды два в десятеричной системе счисления равняется четырём, а скверная писанина остаётся скверной, будь её автор хоть нобелевским лауреатом!
Фраза «И я бы попросила вас не учить меня, как мне делать моё дело» вслух произнесена не была, но подразумевалась совершенно отчётливо.
– И всё же, попробуйте поговорить с ним.
Спокойная вежливость фру Юханссон не обманула Кайсу. Это был приказ, и не подчиниться ему было чревато последствиями.
– Уверена, вы сумеете договориться. Я не прошу ставить ему зачёт за красивые глаза. Пускай придёт и ответит вам устно, а вы объективно оцените уровень его знаний.
– Пусть приходит, я разве против?
Кайса уложила в ранец, напоминающий школьный, свою тетрадь, накинула, не застёгивая, красную курточку, скорее осеннюю, чем зимнюю, и выключила свет в кабинете.
– До свидания, фру Юханссон. Я подумаю над тем, как решить эту проблему.
Она вышла из аудитории, выпустив деканшу, закрыла за собой дверь и спустилась вниз. Оставив ключ на вахте, Кайса выбежала на улицу и чуть не столкнулась с вовремя среагировавшим Фольке Ларсеном.
– О, добрый день, фру Сандберг! – расплылся в улыбке Фольке.
– Добрый, – кивнула она. Не то чтобы она считала его таковым, но когда улыбается это рыжее гиперактивное чудовище, трудно не улыбнуться в ответ. – Скажите, Фольке Ларсен, у вас есть ещё дела в университете, или вы собираетесь домой?
– Да нет, я уже освободился, – откликнулся Фольке. – А вы сейчас к метро? Пойдёмте вместе!
– Пойдёмте, – согласилась Кайса. – Я как раз хотела с вами поговорить.
– Отлично! – обрадовался Фольке. – Только вы бы застегнулись, холодно же.
– А… ну да, – Кайса быстро дёрнула вверх молнию на куртке. – Меня беспокоит ваш друг, Лукас Хольстрём. Он что, не собирается сдавать зачёт? Я же не смогу иначе допустить его до экзамена.
Фольке помрачнел.
– Лукас не желает меня слушать, – грустно сообщил он. – Говорит, что я предатель, раз встал на вашу сторону, и ещё… глупости всякие. Он сейчас вообще дома заперся, кажется, у него депрессия или что-то в этом роде. Он же с Асе расстался из-за зачёта этого.
– Что? – Кайса резко остановилась. – Вы хотите сказать, его бросил бойфренд только из-за того, что Хольстрём не сдал литкритику?
– Ну не только, – пытаясь сформулировать свою мысль, Фольке нахмурил лоб. – Он же вообще учиться перестал. А Асе, он вроде как сильно целеустремлённый. Втемяшилось ему в голову написать вот такенную монографию, – он развёл руки, как заправский рыбак, – и он прёт к этой цели, только ей и занимается. А Лукас не может так. Вот, понял. У Асе требования слишком высокие, к себе и к другим. Но он не понимает, что люди – разные, и не все так могут. Ну и Лукас его разочаровал своим отношением к цели. Ну, я так понял. Может, и ошибаюсь, я же глупый.
– Поумнее многих, Фольке Ларсен, уже хотя бы потому, что гения из себя не строите, как большая часть тут… – Кайса фыркнула. – Да, ну и дела. Заварила я кашу.
– Вы не виноваты, фру Сандберг, – поспешил заверить Фольке. – Откуда вы могли знать, что Лукас так эмоционально отреагирует, а сочинение он и правда недоработал. Я постараюсь ещё с ним поговорить, когда он маленько успокоится.
За разговором они подошли к метро. Им нужно было на разные ветки, поэтому они попрощались и разошлись. Всю дорогу до дома Кайса прокручивала в голове две недавние беседы. Что же это получается? Она просто делала свою работу – и делала её хорошо! Но она никогда не задумывалась о том, что её слишком серьёзное отношение к предмету могло обидеть кого-нибудь из студентов, обладающих особо тонкой душевной организацией, настолько, что он вовсе забросит учёбу. А уж что это может повлечь последствия и в личной жизни…
«Впрочем, что бы ты знала о личной жизни, Кайса, – включился механизм самобичевания, – Ведь у тебя её никогда не было и не будет. Кому ты нужна такая со своим мерзким характером?»
Добравшись до дома, Кайса сунула в шкаф куртку, кинула на кровать ранец и, проигнорировав полку для обуви, оставила ботинки на коврике у двери. На мгновение её взгляд упал на зеркало во весь рост, висящее на стене. Да уж, ну и вид! Школьница и школьница, только косичек не хватает. Может, стоит сменить имидж? Ну там, поменять гардероб на более взрослый, сделать стрижку, не напоминающую о ссоре с расчёской? Глядишь, тогда фру Юханссон начнёт воспринимать её посерьёзнее и прекратит шпынять почём зря. При мысли о том, что придётся таскаться по магазинам, да ещё и постоянно причёсываться потом, Кайсу передёрнуло. Ну уж нет! Вот эта юбка, например, она её уже лет пять носит и ничего, она же ещё не рассыпается, зачем покупать новую? Она и так всегда сумеет дать отпор деканше!
Не вспомнив об ужине, Кайса включила нетбук, завалилась с ним на кровать и принялась печатать рецензию о новом романе Ларссона для Aftonbladet, но работа не шла. В голове продолжали вертеться самоуничижительные мысли.
«Ну и какой я после этого преподаватель? Меня вообще нельзя подпускать к детям, раз я такая нечуткая! А что если в следующий раз какой-нибудь нервный студент и вовсе пойдёт в окно выйдет из-за того, что я его раскритикую? С них станется, а я, как ни посмотри, виновата буду. Правильно говорила фру Юханссон, что мягче с ними быть надо, они же только учатся! Надо что-то с этим делать!»
Приняв такое решение, она притянула к себе свой ранец и вытащила из него «тетрадку смерти», где, помимо всего прочего, были записаны и все данные студентов тех групп, в которых она вела литкритику. Отыскав нужное имя, Кайса быстро схватила телефон и принялась набирать указанный в тетради номер.
Телефон прозвенел приглушённо, как будто издалека. Лукас лежал на кровати, словно укутанный в кокон из тишины, через который с трудом пробивались звуки, и смотрел в потолок. Не было ни сил встать, ни мыслей в голове, лишь пустота и разрывающийся от звонков сотовый.
Первое время Лукас хватался за трубку, едва заслышав знакомую музыку, но убедившись, что это не Асе, отбрасывал мобильник, невольно жалея, что на его "ископаемом" нельзя настроить отдельную мелодию и не рвать себе душу каждый раз. Однако теперь звонивший, кем бы он ни был, оказался весьма настойчивым. Игнорировать не получалось, поэтому Лукас был вынужден ответить.
– Только не клади трубку! Мне надо с тобой поговорить!
Лукасу вообще ни с кем общаться не хотелось, но голос Фольке звучал слишком взволнованно, поэтому он решил проявить великодушие.
– Ну говори, предатель, – милостиво разрешил он.
– Опять ты за своё! Ты мне скажи, ты в университете появиться не собираешься? Зачётная неделя же идёт! Не допустят к экзаменам, вылетишь! Фру Юханссон уже спрашивала про тебя! Куда ты пропал? Даже телефон не берёшь…
– Не трещи, – оборвал словесный поток Фольке Лукас. – Лучше скажи, нафига мне теперь университет этот, если меня Асе бросил?
– В смысле бросил? Вы что, поссорились? Из-за чего?
– Из-за того. Из-за Кайсы твоей обожаемой! – ответил Лукас, закусывая губу и понимая, что снова разбередил все, но останавливаться было поздно. – Я из-за неё вообще даже появляться на факультете не хочу! А он мне заявил: «Ты меня обманываешь, ты не учишься, я тебя за руку притащил, ты зарываешь талант в землю…» То что я, между прочим, писал все это время не поднимая головы, его не волновало! Я же сделал не по его!
– Не заводись, эй, – теперь в голосе Фольке появились виноватые нотки. – Прости, я не знал. Но даже если так, это не повод бросать учёбу! А как же твоя книга и «Стеклянный ключ», и всё такое? И прекрати называть фру Сандберг моей, глупости какие!
– А у самого глаза сердечками, когда про неё говоришь, я даже отсюда чувствую! – заорал Лукас, успев себя мысленно обругать за такой выпад ниже пояса, но не успев заставить заткнуться. – Катись к ней и оставь меня в покое, предатель Фольке!
С этими словами он нажал на отбой. На него снова нахлынули обида и жуткая смесь злости и вины, но это было лучше, чем пустота последних дней. С момента ухода Асе он словно впал в анабиоз. У него не было сил ни на что. Он не выходил из дома, не мыл голову, не чистил зубы и даже почти не ел. Мать за несколько дней до этого уехала в командировку, отец же не замечал ничего, кроме своих формул, поэтому бить тревогу было некому. В первый день Лукас пытался позвонить Асе, но едва услыхав его голос, разрыдался и уронил телефон, не сумев выдавить из себя ни слова. После этого он по большей части лежал на кровати, не в состоянии даже думать и говорить. Эмоции то захлёстывали его волной, заставляя тихо скулить, то полностью отступали, как это было в последние два дня. Звонок Фольке немного встряхнул его. Впервые за всё время он задумался о том, сколько дней он так лежит и насколько это нормально.
«Кажется, у меня едет крыша, – решил он. – Это же неправильно, вот так ничего не делать! Нужно что-то предпринять, но что?»
Ответ пришёл почти мгновенно. Писать, конечно же! Что ему еще осталось, собственно? Лукас перебрался в кресло и включил ноутбук, стоящий на столе. Дождавшись загрузки системы, он открыл файл с книгой. Однако продолжить работу над ней не получилось. Стоило бегло пробежать текст глазами, как в голове снова зазвучали комментарии знакомым голосом, который тогда был таким родным, а сейчас воспринимался издевкой. Пару секунд он сидел, стискивая кулаки и уставившись в столешницу, затем создал новый лист и напечатал два слова: «Привет, Асе!»
«Напишу ему письмо, – подумал он. – Раз не получается поговорить так. Надо это закончить как-то, иначе это всё просто сожрет меня»
«Привет, Асе! Может, ты захочешь удалить это письмо, не читая, но для меня очень важно, чтобы ты его прочёл. Это моя последняя просьба. Зачем я его пишу? Наверно, это можно назвать оправданием. Я хочу, чтобы ты знал правду. Что бы ты ни решил потом для себя (наверно, уже нельзя написать "для нас"?), я хочу, чтоб ты видел обе стороны. И знал мою правду".
«Я совсем как Стриндберг, – с полувсхлипом-полусмешком подумал Лукас, окинув взглядом написанное. – Слово безумца в свою защиту, чтоб его. Да, Асе, ты моя жена гения. Сбежавшая жена, от такого вот... гения».
Смех временами накатывал на него, пока он писал дальше.
«Прежде всего, мне не все равно и никогда не было все равно. Но наверно, я должен был это как-то лучше проявлять. Как-то показывать. Я думал, что в демонстрации это не нуждается. Что все вокруг и так видят, как много ты значишь для меня, – и уж конечно, что это видишь ты сам. В этом я, видимо, и был неправ. Если ты настолько мне не доверял, как я увидел это в нашем последнем разговоре...»
Лукас на мгновенье закрыл лицо руками, затем продолжил:
«...значит, тому были причины. Были поводы, которые подал я сам. В этом я тоже был неправ. В своей невнимательности. В своей беспечности, когда я просто не замечал, что делаю тебе больно. Что не даю тебе того, в чем ты нуждаешься. Что я был слишком в себе.
Я себя вел очень самонадеянно, тут ты тоже прав. Я же совсем не думал о том, что будет, если я потеряю тебя. Мне было слишком страшно, и я эти мысли всегда гнал. И вот как всё кончилось. Это всё равно что оглохнуть или ослепнуть. Ты можешь быть скажешь, что я на жалость давлю?.. Нет, совсем нет. Я просто хочу, чтоб ты понял, что мне действительно не всё равно. Может, ты теперь почувствуешь себя... отмщённым. Я и тому буду рад. Пытаться повлиять на твоё решение? Было бы смешно отрицать, я этого хотел бы. Но надеяться на это еще смешнее. Уж хоть настолько-то я тебя узнать и разглядеть успел…»
– Не поверит, – прошептал Лукас с тоской. Всегда, стоило ему начать перед Асе открываться, у того в словах, в лице начинал мелькать фоном этот вопрос – "Чего ты добиваешься?" Однажды они даже говорили на эту тему, во всяком случае, – пытались поговорить, но толку из этого вышло немного. "Чтобы ты услышал меня", – сказал Лукас. "Это я понимаю", – Асе тогда отмахнулся. – "А зачем?"
И это было причиной, вдруг то ли понял, то ли вспомнил Лукас, почему он некоторые вещи от Асе скрывал. Да потому, чёрт побери, что тот всегда ждал подвоха. Постоянно искал в его чувствах двойное дно. «И сейчас он подумает, что я просто навязываюсь и пытаюсь его вернуть. А ведь это не так».
Что?..
Это не так.
Он не хочет возвращать Асе.
Он с самого начала это знал, ещё когда написал приветствие, но по-настоящему понял только сейчас.
Лукас растерянно посмотрел в окно, за которым было уже совсем темно. Он не заметил, как наступила ночь.
Он не хочет его возвращать. Признавая все свои ошибки, Лукас чувствовал, что поступок Асе сломал что-то и в нем. Что теперь уже и он сам не сможет доверять так, как доверял до этого, воспринимать его своей музой, своим ангелом хранителем. Даже если он заслужил такое обращение, это было слишком больно. Он не находил в себе сил строить отношения заново. Стакан разбился, кто бы ни был виноват. Он повел себя безрассудно, а Асе – безжалостно. Они оба ранили и унизили друг друга.
– Он ведь считает, что я его предал. А я и не догадывался, что шаг в сторону рассматривается как побег, до тех пор, пока вот так не свернул и не попытался принимать хотя бы мелкие решения самостоятельно. Но что же ждало бы нас дальше?
Неожиданно он понял, что очень замерз. Накинув кофту и следя за закипающим чайником, Лукас продолжал размышлять, мельком удивляясь, что эта способность вернулась к нему, а мысли, приходившие ему в голову, шокировали его – оказывается, испытывать шок он тоже все ещё был способен.
Всю неделю он с такой отчаянной надеждой, с трепетом ждал, что Асе позвонит ему или даже придет. Даст ему шанс. Лукас понимал, что вцепился бы в этот шанс. И пытался бы «соответствовать», пытался быть таким как нужно, заслужить прощение — может быть, годами. Перспектива ужаснула его. Он не верил, что сумеет изменить себя настолько, чтобы дать Асе то, в чем тот действительно нуждается — он даже смутно не представлял, каким на самом деле должен быть, и понимал только, что таким отнюдь не является. Жить как в подполье — и однажды все равно засыпаться. И чем позже — тем страшнее, мучительнее станет развязка.
«А может быть мучительнее, чем сейчас?» — спросил он себя, и понял — да, может.
Но будь у него шанс, он бы все равно схватился как утопающий за соломинку, это он понимал тоже. Как же ему повезло на самом деле с Асе — который ему этого шанса не дал.
Выпив чаю с пирогом, Лукас вернулся в кресло, да так там и заснул, погрузившись в раздумья. Проснулся он уже скорее днем, чем утром, и открыл недописанное письмо снова. Конечно, вываливать на Асе всё, заполнявшее его голову этой ночью, было бы жестоко. Но кое-что он чувствовал себя должным добавить:
"Только теперь, лишившись твоей поддержки, общения с тобой, я понял, как много ты для меня делал. Ты ведь и в самом деле открыл во мне писателя. Я, правда, не знаю, как скоро начну писать снова, после того, что случилось. Но я обязательно продолжу. Потому что, поверь, даже если я совершал ошибки, в моих планах не было испортить то, что мы делали вместе. И я закончу, обязательно. Может не вместе с тобой, но в каком-то смысле ради тебя. Но и ради себя тоже".
Он замешкался, не зная, следует ли подписать письмо "Любящий"? У него не было теперь уже этой самой любви, только кровоточащая дыра на ее месте. Но ведь тогда, раньше, любовь была — и была настоящей...
В этот момент раздался звонок. На секунду Лукасу всё-таки представилось, что это может быть Асе, но номер был незнакомый.
– И кому я там понадобился? – проворчал он, но трубку взял.
– Добрый день, Лукас Хольстрём, – знакомый голос и не менее знакомая манера называть собеседника полным именем не оставили сомнений в личности звонящего. Лукас чуть со стула не сверзился от удивления. Уж от кого он точно не ждал звонка, так это от Кайсы Сандберг. – Подозреваю, вы не особо рады меня слышать, однако нам необходимо прояснить один вопрос…
Продолжение в комментариях.
А теперь главное... Часть первая: "Муза".
Название: Муза
Размер: 9923 слова
Пейринг/Персонажи: Асгейр(ВЛЭФ)/Лукас(ЭВЛФ), Фольке(ФВЭЛ), Кайса(фем!ЛЭВФ)
Категория: слэш
Жанр: драма, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: Ошибочное типирование
Краткое содержание: Счастье — это когда рядом человек, который понимает тебя с полуслова и дарит тебе вдохновение и идеи. Но что если ты этого счастья недостоин?
Примечание: Вдохновлено заявками "напишите о том, как все считают себя 1Л, мнят себя Энштейнами и проч., а на самом деле функция логики у них намного ниже" и "а лучше 3Л, считающую себя 1Л. Вот это эпичная картина *true story*", правда не факт, что заказчики ждали такого исполнения, но... что выросло, то выросло)
читать дальше
Продолжение в комментариях.
Размер: 9923 слова
Пейринг/Персонажи: Асгейр(ВЛЭФ)/Лукас(ЭВЛФ), Фольке(ФВЭЛ), Кайса(фем!ЛЭВФ)
Категория: слэш
Жанр: драма, романс, ангст
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: Ошибочное типирование
Краткое содержание: Счастье — это когда рядом человек, который понимает тебя с полуслова и дарит тебе вдохновение и идеи. Но что если ты этого счастья недостоин?
Примечание: Вдохновлено заявками "напишите о том, как все считают себя 1Л, мнят себя Энштейнами и проч., а на самом деле функция логики у них намного ниже" и "а лучше 3Л, считающую себя 1Л. Вот это эпичная картина *true story*", правда не факт, что заказчики ждали такого исполнения, но... что выросло, то выросло)
читать дальше
Продолжение в комментариях.