Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
Мой нетбук - женщина! Не то, чтобы это было плохо, но я хотела назвать его Асе, потому что он Асус, да и подходит по цвету, несмотря на эту "а" в начале. Теперь придётся думать другое имя. Ну, любимый сайт мне в помощь... Зато голос у неё приятный.
ЗЫ: подумала и решила - будет Есения, сокращённо Еська или Сенька. Главное, чтобы по ТИМу Есечкой не оказалась, а то компьютер-этик... хДД
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
О чём думает человек, закидывая последние 30 рублей на карту, притом, что до зарплаты ещё дофига дней, а на работу ездить на что-то надо? "Апельсины! Мне больше не на что покупать апельсины! Я сегодня останусь без апельсина! И завтра! И послезавтра! Неееет!!!" А ведь я никогда не была особым фанатом этого фрукта. Ну любила, но не так, чтобы очень, меньше, чем, скажем, бананы, груши, киви или персики. А теперь чувствую себя тем самым котёнком, которому в организме не хватает не то целлофана, не то мозгов. Шла домой и думала: "А может, сломать ногу? Буду лежать в больнице, на работу ездить не надо, меня будут навещать и таскать мне апельсины..." Но ломать ногу, наверное, больно. Может, накачаться обезболивающим и сломать? Или под местным наркозом? А если бы я была красивой, то могла бы найти себе любовницу или, на худой конец, любовника. Он\а бы кормил\а меня апельсинками, потому что, а чо, жалко что ли для любимой меня? Правда, с любовницей\любовником пришлось бы сексом трахаться, но хуле нам, 4Ф? Бери и еби, только не буди)) К счастью, природа не наделила меня красотой и тем уберегла от вступления на стезю продажной любви))
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
В шкафу обнаружился набор инструментов. Габен: Ура! Только посмотри, тут и молоток, и долото, и ключ-шестигранник, и плоскогубцы... Что ещё женщине для счастья надо? Даже дрель есть и тиски... Бальзак: *оживляется* Тиски? Ура, мы можем кого-нибудь пытать!
Пошел такой флешмоб по ленте. О текстах Назовите мне любой мой текст - фик или оридж, неважно - и я в вольной форме что-то вам про него расскажу. И тут я поняла, что таки хочу об этом поговорить)
А расскажи про мидь для Годвилля. Мне до сих пор крипотно интересно, в каких условиях ты его писала Рассказываю. Сперва я его писала в поезде Новокузнецк - Москва на верхней полке плацкарта. Потом батарея села. Потом я писала его в Московском Макдаке, затем - в Му-му. Дописывала я его в Петербурге, сперва дома, потом в метро, потом - на концерте Кошки Сашки. Закончив, помчалась на Московский вокзал в круглосуточную "Чайную ложку", так как до дедлайна не успела бы вернуться домой. Там я нашла очень странную разетку, кое-как подключила ноут, купила на последние деньги стакан морса, чтоб не выгнали, и с горем пополам отправила-таки фик в соо. Такая вот история.
Иордания. Кто-то до сих пор ждет...О боги, обожаемая "Иордания". О ней я могла бы говорить часами)) Но приведу 10 рандомных фактов о ней, а на дополнительные вопросы, если будет желание узнать что-то конкретное, отвечу с удовольствием, если это не спойлер. 1. Всё ещё не макси. Пишу третий год, а 15 тысяч слов нет как нет. Хеллечка лошара. 2. У меня валяется недоделаный фанмикс к ней. Надо доделать. 3. Самый младший из гонщиков - Стефан, Мишель (и Марсель соответственно)) старше его ровно на 9 дней. Потом идёт Матиас, и старше всех - Нико, ему почти 30. Из штурманов самая салага - Йохан (он вообще младше всех, кроме Казьки и Эшли, так что весь детсад - в Дельте, и Нико чувствует себя воспитателем), потом Джильо, потом Колин, и самый старший - Фабьен (хотя альфийцы не сильно-то и взрослеют)). 4. Большинство послегоночных интервью Нико Лехтонена звучат примерно так: "Оно сломалось, идите нахуй, все пидорасы". 5. Фабьен и Андреас познакомились задолго до попадания в мир гонок в интересном месте при интересных обстоятельствах, благодаря чему Фабьен может сколько угодно быть "лягушатником и пидорасом" и даже называть Хоффмана Андрэ, не рискуя получить по морде лица. 6. Первые слова, которые Матиас сказал Джильо, звучали так: "У тебя дурацкий свитер". На что он получил ответ, что не нравится - принеси другой. Принёс, конечно. И заставил надеть, аргументируя это тем, что "мне не всё равно, что с тебя снимать". А в ближайшие выходные потащил в Данию учить кататься на коньках, потому что все должны уметь кататься на коньках, даже итальяшки. 7. Борюсь с желанием свести оставшихся без пары персонажей. Перебор же, ну. Но так хочется. Аццки шипперю один "неканонный" пейринг. 8. Аличе и Джильо полтора месяца проучились в одном классе. 9. Марсель стал "пресс-агентом" Мишель ещё в начальной школе - почти все дела, связанные с общением с людьми, она решала через него. Разбалованная дуализацией с рождения, она даже не пыталась наладить контакт с другими - зачем, Марсель с ними поговорит. На самом деле, она тот ещё социофоб. 10. Альфа и Гамма весело ненавидят друг друга. Очень весело. Например, однажды гаммийцы перед боксами Альфы исполнили серенаду собственного (общекомандного) сочинения с рефреном "Мы вас ненавидим", а на другой день альфийцы разрисовали асфальт перед боксами Гаммы карикатурами и стёбными стишками. Бета и Дельта ненавидят друг друга серьёзно, по-взрослому. Во всяком случае - руководство команд. Казька ненавидеть всё время забывает, Эшли для этого слишком добрый, Йохану некогда, Нико - лень, Колину не до того, у него вечно своих драм хватает, Эльза не член команды, а Стефан ненавидит тогда, когда поступил приказ от начальства. Но вот боссы Беты и Дельты с радостью спустили бы друг с друга шкуру. Потому что босс Дельты - расовый японец, очень преданный Субару, а Андреас Хоффман вообще почти всех ненавидит. А чо они?
"По дороге к Эльдорадо" Честно признаюсь - я обожаю разного рода дорожные истории. Я готова читать о ком угодно, если только они перемещаются из одной точки в другую, а в Дороге с ними случаются всякие приключения. Поэтому, я не могла не ухватиться за эту идею. Америка, конец 80-х, старый автомобиль и четверо раздолбаев. В общем-то, это один из любимых моих фиков моего авторства. Я люблю писать про Альфу. А тут два в одном - Альфа и Дорога. Я так надеюсь, что они выжили... меня часто тянет написать сиквел к "Эльдорадо", я очень полюбила этих героев. Они прикольные такие. Очень разные, но такие похожие. Найджел родился и вырос в Квебеке, но его душа просила романтики, а попа - приключений, вот он и отправился бродить по свету. Куда его только не заносило... идеальная жизнь, как по мне. Ему я подарила свою мечту. Кейси вырос в многодетной семье экстравертов, поэтому он сбежал из дома, едва окончив школу. Познакомившись с Мэтью, он согласился позировать ему соверенно без задней мысли, неискушённое создание) А там сработала активация и нечеловеческое обояние Дюмашек, так что всё произошло очень быстро, он и оглянуться не успел, как переехал к нему. Мэтт родом из благополучной семьи среднего достатка. Он правда очень талантливый художник, и мог бы неплохо зарабатывать этим, но болевая ЧЛ такая болевая... Мать Юджина умерла очень давно, его воспитал отец - Джек, кстати. Воспитал - очень громкое слово, конечно. Подписывал счета, скажем так. Он мог бы купить полгорода, его папенька. Юджин имел всё - но это всё было таким скучным по сравнению с вышеназванной троицей. А ещё мне понравилась Кейша, колоритная девчонка. Надо хорошенько поизучать матчасть и написать про неё ещё.
"Под листьями банана"- В появлении этого фика винить Ночь. Вообще у меня был неписец, а ФБ приближалась, и я такая давай ныть, что не знаю, чо написать, а Ночь и говорит - пиши балебалей. Ну чо, я и написала. - "Чайная ложка", где познакомились Славка с Женечкой, находится по адресу Невский 64. - А фильм они смотрели "Зловещие мертвецы", я очень его любила в детстве. - А песня, под которую они радостно лишались невинности называется "Он увидел солнце", поёт Гр.Об. - очень бальская группа, разве нет? Есть мнение, что Летов сам - тот ещё Бальзак. Лично не знакома, но по песням - верю. - А Димочка -таки - Гюго! Как он выдержал двух конфликтёров? Ну уж точно не молча, сами понимаете)) Ничо, его Лерочка откомфортит, просуггестирует полностью)) - Женечка - немного модифицированный персонаж одной ролёвки, первой соционической, "Коммуналки" родной. Ещё одна модификация того Женечки присутствует в пока недописанном оридже (ну как оридже - нувыпонели)), существующем пока в виде замысла и пары зарисовок под кодовым названием "Медуза". Это фик, который я придумала исключительно с одной целью - чтобы действие происходило в нашем мире, а не в параллельной соционической вселенной, но персонажи вовсю использовали соционику, а ещё все поголовно были лицами нетрадиционной ориентации, и всё это было ОБОСНОВАНО)) (Автор - старый слэшер - не обоснуй!)) Ну вот и придумала, а Женечка так, удачно вписался.
13) Игра: Я напишу, как наши персонажи вместе во что-то играют. Фэндом: Загадочный Дом. Персонажи: Герда, Снежная Королева, упоминается Кай. - Это такая игра, девочка, - усмехнулась Снежная Королева. - Я прячу, ты ищешь. Всё просто. - Что я должна найти? Герда была бледнее снега, её руки дрожали, сердце учащённо билось, но во взгляде читалась отчаянная решимость. - Его душу. Дай руку. Королева высыпала на ладонь Герды горсть льдинок, обжигающе-холодных. В их очертаниях угадывались различные предметы. - Вот моя Цитадель - ищи же. Каждый найденный предмет равен одной подсказке. У тебя три минуты, и отсчёт времени уже начался. Она с равнодушным видом отвернулась. Рука Герды разжалась, и ледяные фигурки со стеклянным звоном посыпались на прозрачный скользкий пол, но не разбились, а выстроились в ряд. Первая напоминала бокал для вина. Он обнаружился быстро - на подлокотнике трона, на котором сидел Кай - то, что раньше было им, по крайней мере. Лицо, не выражающее никаких эмоций, пустые глаза, смотрящие сквозь Герду... пожалуй, подойти к нему было самым сложным испытанием. Незаметным движением она коснулась его пальцев и тут же отдёрнула руку - холодный, невыносимо холодный! Кай не отреагировал. Собравшись с духом, Герда взяла бокал и поставила его напротив льдинки. Та вспыхнула и изменила форму. Теперь это была буква - заглавная буква "В". Потом была роза и буква "е". Туфелька и "ч". Кубок и "н"... И вот последняя из фигурок превратилась в букву. Перед Гердой лежало слово, и слово было - "Вечность". - Вечность? Что это значит? - нервно кусая губы, спросила она, заранее зная ответ. - Его душа теперь там, где нет "здесь" и нет "сейчас". Нас там тоже нет, но ему всё равно. И нет, я не могу вернуть его оттуда. И не хочу. Они стояли друг напротив друга - яркая рыжеволосая и эмоциональная Герда, словно живое олицетворение огня, и Королева - непробиваемо спокойная, с волосами цвета не то снега, не то пепла и глазами - озёрами талой воды, вся будто высеченная из глыбы льда. Как ни странно, Королева не выдержала первой. - Да на что тебе сдался этот мальчишка? - Я люблю его, - просто ответила Герда. - Слишком много любви? Почему бы не отдать её мне, а? В голосе Снежной Королевы, стоящей с прямой - словно палку проглотила - спиной, сложив руки на груди, прозвучала откровенная насмешка, безразличие и - Герда готова была в том поклясться - тщательно скрываемая надежда. Впрочем, она тут же пожала плечами и добавила: - Глупая девочка. Все вы такие глупые, пока тёплые. Я могла бы сделать с тобой то же, что и с ним, или ещё что похуже. Явилась. Уходи уже, пока не передумала! Она щелчком пальцев распахнула дверь своей Цитадели и, не оглядываясь, удалилась в противоположную сторону, вглубь замка.
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
Народ, у меня будет такая не совсем обычная просьба: покидайте мне в комментарии хороших годных стихов на иностранных языках. В первую очередь - английском, немецком и итальянском, но можно и на других европейских, правда тут я уже ничего не гарантирую. Зачем мне это? Поупражняться в переводе. Давно не доводилось...
Соционика+психософия - значит команда сборная. Можно творить по соционике, можно по психософии, можно совмещать. Так что даже зная только одну из типологий, или желая творить только по одной из них, к нам всё равно можно вступить.
Ну и ещё я традиционно пойду в АйТи и ФФБ, насчёт прочего - подумаю.
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
Название: Вещи, которые происходят Размер:миди, 6177 слов Пейринг/Персонажи: Фольке (ФВЭЛ) / Кайса(ЛЭВФ), Снёбломма (ЛЭФВ), Надя (ВФЭЛ), Ари (ЭВФЛ), Лукас (ЭВЛФ). Категория: гет Жанр: романс Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Одна рецензия в газете может перевернуть жизнь начинающего писателя... Примечание: Сиквел к миди 2 лвла "Муза"
читать дальше– А поехали в Данию на выходных? – предложила Надя. Она сидела на краю кровати в одних трусах, держа в руках чашку скверного кофе Ари. Будь его воля, Фольке бы на законодательном уровне запретил финнам варить кофе. – Зачем нам в Данию? – спросил он, садясь на кровати и потягиваясь. Он ненавидел вставать так рано, но Надя никогда не умела собираться тихо. – Ты там когда-нибудь был? – поинтересовалась она. Фольке помотал головой. – Ну вот. А ещё наполовину датчанин… – Если уж мой папенька приехал в Швецию и остался здесь, значит, тут лучше, – пожал плечами Фольке. – Ты-то чего там забыла? – Там Христиания. Надя допила свой кофе и поставила кружку на прикроватный столик. – У нас в квартире тоже почти Христиания, – фыркнул Фольке. – И вообще, когда ты ходишь тут полуголая, я не хочу ни в какую Данию, я хочу трахаться. – Я тоже хочу, но через полчаса я должна быть на работе и трахаться с чёртовыми бумагами.
Надя подошла к шкафу и вытянула из него костюм. – Не буду сегодня краситься, – решила она. – А то опоздаю. Ах да, чуть не забыла. Aftonbladet напечатала рецензию на твою книгу. – Серьёзно?!
Остатки сна мгновенно слетели с Фольке. Ну ещё бы – такая новость! Это означает, что его заметили! Какой начинающий литератор не мечтает об этом? – Да, но не уверена, что тебе понравится тон статьи. Эта Сандберг весьма категорична и… – Про мою книгу написала Кайса? – Фольке расплылся в улыбке. – Здорово! – Знаешь её?
Надя закончила застёгивать пуговицы на блузке и накинула пиджак. – Она преподавала литкритику у меня в универе, – сообщил Фольке. – Мне ужасно интересно, что она думает о моей писанине. – Газета на кухне. Ладно, я пошла. Пока.
Чмокнув Фольке в щёку на прощание, Надя умчалась на работу. Она ненавидела и свой офис, и шефа, и всех до единого клиентов, но заработать на жизнь одной только поэзией было непросто. Им всем приходилось работать, кроме Ари, которому высылали деньги родители. Фольке встал с кровати и пошлёпал в ванную. Почистив зубы и одевшись, он прихватил грязную кружку, оставленную Надей в спальне, и направился в кухню, где первым делом отобрал у Ари кофе, вылил в раковину и вымыл обе кружки – его и Надину. Затем он сварил нормальный кофе – настоящий, не финскую версию – для себя и Ари и нарезал гору бутербродов с ветчиной и сыром, после чего сел за стол и раскрыл газету. На какой странице Aftonbladet печатает рецензии на книги, знает каждый первокурсник литературного института, не говоря уж о выпускниках, поэтому он сразу нашёл интересующую его заметку. – Книга про всякие вещи, которые почему-то происходят, – прочитал Фольке вслух заголовок. – Кайса в своём репертуаре! Она всегда умела показать суть любого произведения одним предложением! Она такая умная! Ну-ка, что она там пишет?
Откусив кусок сэндвича, он углубился в чтение.
«Сегодня мы поговорим о сборнике рассказов начинающего писателя Фольке Ларсена «Книга без названия». Чего в нём нет, кроме названия, и что там есть, поведаю вам я, скромный литературный критик Кайса Сандберг. Что вы ищете в литературном произведении? Если глубокий смысл, то на этот раз вам не понадобятся кирка и лопата, чтобы до него докопаться. Тот случай, когда синие занавески символизируют синие занавески, а парящая над грозовым морем чайка – да, всё верно – парящую над грозовым морем чайку. Основная идея сего сборника заключается… «В чём же, Фольке Ларсен?!» – хотела бы спросить я. Впрочем, догадываюсь, каким был бы ответ. Да, пожалуй, это ещё одна вещь, которую лучше поискать в другом месте. Автор просто пишет о каких-то вещах, которые почему-то происходят, будь то чаепитие на веранде или кругосветное путешествие на яхте. Какие-то люди совершают какие-то поступки... всё. Как к ним относиться? Решать вам, ибо позиция автора максимально нейтральна. По сути, её здесь тоже нет. Однако, недостаток это или достоинство? Судите сами. На фоне столь популярной сейчас современной псевдофилософской литературы, под соусом высших откровений подающей прописные истины, даже безыдейность, особенно – неплохо исполненная, может смотреться выигрышно. А – и тут вряд ли многие со мной поспорят – языковое чутьё у автора вполне развито. Грамотный язык, свой стиль – лёгкий и приятный, без излишних нагромождений речевых конструкций и ненужных фактов… Если вы не осилили даже «Тутту Карлссон», то с данной книгой у вас будет больше шансов на успех. Главное, не ждите, что прочитав её, вы познаете смысл жизни и достигнете просветления. (Хотя, если вы не осилили «Тутту Карлссон», что вообще вам поможет?) Стоит отметить так же хорошо прописанных персонажей, причём не только главных, но и второстепенных. Ни один из них не кажется картонным, все они достаточно колоритны, чтобы украсить собой рассказ. Как говорится – просто добавь сюжет…»
Дочитав рецензию до конца, Фольке отложил газету. Мысль, что о его книге написали в Aftonbladet – да ещё не кто-нибудь, а Кайса Сандберг – его здорово взбудоражила. Не совсем понятно, правда, понравилось ли ей, вроде похвалила, а вроде и ткнула в отсутствие глубокого смысла. Наде тон статьи показался категоричным… «Ну ладно, подумаю об этом позже, – решил он. – Сейчас мне пора на пробежку!»
Бегать по утрам было для Фольке насущной необходимостью, не ради фигуры или поддержания здоровья, а просто чтобы выплеснуть хотя бы часть энергии, переполнявшей его с момента пробуждения. Эту привычку он приобрёл ещё в начальной школе, потому что без утренней пробежки не мог высидеть даже одного урока. Учёба оказалась для него сущим мучением, для его учителей, впрочем, тоже. С возрастом, конечно, стало немного легче, он стал спокойнее и научился сдерживать свою гиперактивность, да и работу после окончания института нашёл подвижную – устроился курьером в интернет-магазин. Однако от старой привычки не отказался, благо, она была полезной.
Вот и теперь он переоделся в спортивную форму и пошёл в парк Тессина, расположенный прямо напротив его дома. По тенистым аллеям бегать было особенно приятно. Обычно Фольке совмещал пробежку с прослушиванием аудиокниги, но не в этот раз. Сейчас ему было не до того, все мысли занимала рецензия в Aftonbladet. И всё-таки – хорошая книга у него вышла или плохая? Почему фру Сандберг выразилась так неоднозначно? Ведь он привык, пока учился в институте, полагаться на её мнение. Она же критик, кому как не ей в этом разбираться?
Образ Кайсы возник у него перед глазами. Суровая преподавательница литературной критики, наводившая трепет на полкурса, выглядела совсем девчонкой, её часто принимали за студентку. И совершенно непонятно, чего в ней было такого страшного? Это же не Сельма Юханссон, которой всё расскажи, докажи и обоснуй. Вот уж чего Фольке не любил. А Кайса вела пары так, что даже у него всегда хватало терпения досидеть до конца без особых нервов. Она интересно рассказывала, не мучая ненужными подробностями и не разжёвывая очевидное, а еще – очень понятно объясняла на примерах, как писать надо и как не надо. И не возникало ни малейших сомнений, хорошее произведение или плохое.
А вот теперь сомнения возникли, и что самое печальное – по поводу его собственной книги. «Решать вам», «судите сами»… Как будто она была не до конца уверена, понравилось ей или нет. Звучит, конечно, бредово, это ведь просто невозможно. Она всегда и на всё имела своё чёткое мнение и не стеснялась высказывать его достаточно категорично, на взгляд многих – даже слишком. А тут сиди и думай…
Фольке поморщился. Ни сидеть, ни думать он не любил. «Она написала, что в моих рассказах не хватает сюжета, – вспомнил он. – В общем-то, наверное, так и есть. Ладно, это ерунда, главное – чтобы в романе он был!»
Идея написать роман пришла к нему, когда он заканчивал работу над сборником. Правда, он понятия не имел, о чём он будет и даже – в каком жанре, просто придумались очень интересные персонажи, раскрытие которых в рассказ явно не уложится. Собственно, именно так возникали все его произведения – сначала в голове рождались человеческие образы, потом у них завязывались разные взаимоотношения, а после вокруг них складывалась какая-нибудь ситуация. «Вещи, которые почему-то происходят», как написала Кайса. Но для романа этого определённо недостаточно. Нужен закрученный сюжет с несколькими линиями, иначе будет просто неинтересно читать. Только как понять, о чём бы написать, чтобы это было по-настоящему захватывающе? Вот бы кто-нибудь помог определиться…
Мысли об этом не отпускали его до конца пробежки. Даже вернувшись домой, переодевшись и отправившись на работу, он продолжил об этом думать. Решение пришло, когда он вручал заказ первому клиенту, и оно было простым, как и положено всему гениальному. – Идея! – воскликнул Фольке, напугав благообразную седую старушку, заказавшую набор чудо-салфеток из микрофибры. – И как я только раньше не додумался? Точно, так и сделаю!
Взяв у клиентки «автограф», он помчался доставлять следующий заказ, чтобы быстрее освободиться и осуществить свой только что придуманный план.
***
– Следует отметить, что герой произведения не был злым. Он просто несколько альтернативно понимал добро… Видимо, он был альтернативно одарённым. Надеюсь, только он, а не вы, Малин Осгер, ибо написали вы редкостную чушь! Кайса захлопнула последнее эссе и отодвинула от себя стопку тетрадей. Ох уж эти дети! Что они делают на парах? Точно не учатся, иначе чем объяснить тот факт, что из двадцати работ зачесть можно максимум двенадцать, и то с натяжкой. Да, на улице весна, тепло, не до сидения над книгами, но как они собираются сдавать экзамены? А впрочем, их проблемы. Ей же осталось сделать одну рецензию для Aftonbladet, и на сегодня она свободна. Можно будет круто потусоваться… с новой книжкой на диване. Заодно потом и написать про неё, двух зайцев одним выстрелом… Но сначала проверить почту, нет ли чего из редакции?
Прихватив ноутбук, Кайса перебралась с ним на кровать и открыла браузер. Личный е-мэйл – как всегда, ничего интересного, лишь спамеры, предлагающие поменять межкомнатные двери и увеличить член на десять сантиметров без операции. «Даже не знаю, в чём я нуждаюсь меньше, – фыркнула она и открыла рабочий ящик. Одно новое письмо без темы, знакомое имя в графе «от кого». – Письмо без темы от автора «Книги без названия», как это символично! И чего вы от меня хотите, Фольке Ларсен?»
Фольке, рыжее чудовище со здоровенным шилом в известном месте, весело несущее чушь на парах. Непонятно, как его вообще занесло в литинститут, но к удивлению многих, он его вполне благополучно окончил и даже не забросил писательство. Что же ему могло понадобиться от неё? «Вот сейчас и узнаю», подумала Кайса, кликая по ссылке. – Добрый день, фру Сандберг! А это очень плохо, что в моих рассказах не хватает сюжета и глубокого смысла? – вслух и с выражением прочитала она. – А то я хочу написать роман. У меня есть персонажи и отдельные наброски, но сюжета пока нет. Можно, я покажу их вам, а вы поможете мне определиться, что из этого сделать?
«Он в своём репертуаре!» – усмехнулась про себя Кайса. Всё время учёбы Фольке то и дело прибегал к ней, чтобы спросить её мнение по поводу того или иного произведения, принимая его так, как будто оно было истиной в последней инстанции. Свои рассказы он тоже ей таскал на старших курсах, когда уже начал писать более-менее серьёзно. Конечно, это было приятно, чего скрывать. Она и осталась в университете в качестве учителя потому, что ей нравилось просвещать «детишек», ну а в собственной правоте она никогда не сомневалась.
«Кто из нас писатель, Фольке Ларсен, я или вы?» – быстро напечатала она и отправила письмо. Ей было любопытно, что же ответит на это Фольке. Долго ждать не пришлось.
«Я. Поэтому писать буду я, а вы просто посмотрите и скажете своё мнение. Ведь когда я уже напишу и роман напечатают, править будет поздно, а так я буду показывать вам его по ходу написания и сразу же исправлять, добавлять сюжет и смысл, и всё такое. Давайте встретимся, и я вам покажу всё, а то по интернету общаться неудобно!»
И это тоже было вполне в его стиле. Не тот человек был Фольке, которому интересно сидеть за компьютером, он всегда предпочитал живое общение. Даже с курсовыми всегда бегал за преподавателями с кучей распечаток, а не отсылал материалы по почте, как большинство студентов.
«Если вам так хочется меня увидеть – приезжайте ко мне, – написала Кайса. – Мне лень выходить из дома. Мой адрес…»
«Приедет же, – подумала она. – И зачем я на это подписалась?»
Ей вовсе не хотелось никого видеть сегодня, но отчего-то отказать не получилось. Честно говоря, по Фольке она успела соскучиться за эти полтора семестра. Ни с кем из студентов – да, пожалуй, и из коллег – у неё не было такого взаимопонимания, как с ним, хоть он и нёс порой редкостный бред. Возможно, потому, что он не строил из себя непризнанного гения, а вполне осознавал, что говорит ерунду.
«Надо переодеться и немного прибраться, – решила она. – Вот только прочитаю хотя бы аннотацию, раз сама книга откладывается. Ну, может, ещё предисловие…»
Звонок в дверь раздался полчаса и одиннадцать глав спустя. Чертыхнувшись, Кайса стянула с себя пижаму, в которой имела обыкновение ходить дома, и накинула старенькое платье, давно пониженного до домашнего. Оглянувшись по сторонам, она быстро запихала в шкаф наиболее бросающиеся в глаза вещи, валяющиеся по комнате, и открыла дверь. В конце концов, он сам к ней напросился, а она критик, а не дипломированная домработница!
«Ну, она же сама согласилась со мной встретиться», – напомнил себе Фольке, нажимая на кнопку звонка. Всё же одно дело, будучи студентом, попросить помощи у преподавательницы, а другое – уже после окончания института продолжить бегать к ней со своей писаниной.
Кайса распахнула дверь не сразу. Пришлось ждать около минуты, что показалось всегда спешащему Фольке вечностью. Наконец, грозная фру Сандберг возникла на пороге – маленькая, на две головы ниже него, в коротком чёрно-белом платьице, напоминающем тельняшку-переросток, с красными волосами, собранными в хвост, из которого повыбивалась половина прядей. Окинув его своим фирменным взглядом, вгоняющим в дрожь студентов на экзамене, она сделала приглашающий жест. – Добрый вечер, Фольке Ларсен. Проходите.
Фольке поздоровался и вошёл в прихожую. Всё же он немного стеснялся, поэтому начал с излюбленного метода решения всех проблем. – Я принёс кекс. Как насчёт выпить чаю, прежде чем приступим к работе? – О, точно, вот что я сегодня забыла – поесть, – настигло озарение Кайсу. На лице Фольке нарисовался священный ужас. – Но ведь сейчас почти восемь вечера! Вы что, совсем ничего сегодня не ели? – Ну да, иногда я об этом забываю, – сообщила Кайса. – Я проверяла эссе. Дети с каждым годом учатся всё хуже и хуже. Я начинаю скучать по вашему выпуску.
Для Фольке это прозвучало так, будто она соскучилась по нему персонально, что придало ему уверенности. Он улыбнулся и потопал на кухню, думая о том, как забавно звучит слово «дети» из уст Кайсы, самой смахивающей на школьницу. Конечно, она уже не была вчерашней выпускницей, которая когда-то впервые вошла в их аудиторию, но на её внешности это не сильно отразилось. Она по-прежнему выглядела моложе его, хоть и была почти на четыре года старше.
Кайса оказалась идеальной хозяйкой – она просто предоставила все хлопоты ему, поэтому он быстро заварил чай, нарезал кекс и поджарил яичницу с овощами и завалявшимся в морозильнике беконом, на который Кайса посмотрела с таким удивлением, словно не могла уразуметь, откуда он там взялся. «А ведь так оно и есть, – понял Фольке. – Как же она так живёт? Она же, чего доброго, умрёт с голоду при набитом холодильнике и сама этого не заметит!»
Лишь убедившись, что она как следует поела, Фольке завёл разговор о своём романе. – Вот здесь у меня наброски и профайлы персонажей, – он вытащил из кармана флэшку. – Давайте, я вам покажу. А, кстати, совсем забыл! Вам моя книга понравилась или нет? А то я так и не понял из рецензии. Там совсем нет смысла? – В моей рецензии смысл точно есть. А насчет вашей книги – это уж вам виднее, Фольке Ларсен, – усмехнулась она. – В ней нет занудных философствований, и это большой плюс. Вообще, скорее понравилась. Ну что ж, пойдёмте в комнату, я ознакомлюсь с вашим будущим шедевром.
Они переместились в единственную комнату, служащую ей спальней и кабинетом. Кайса с сомнением покосилась на стол, заставленный кружками и заваленный книгами, и расположилась на кровати, поставив ноутбук к себе на колени. Фольке протянул ей флэшку. – Садитесь, чего же вы застыли, как столб, – она хлопнула рукой по кровати рядом с собой. –
Папку «роман» вижу. Какой файл открывать? – Там внутри подпапка «Персонажи», – он сел рядом, отложив в сторону свою вязаную чёрную кофту. – Тут все профайлы. – Ну что ж, посмотрим. С которого из них начать?
Помимо вордовских страниц, в папке обнаружилась куча картинок и каких-то звуковых файлов с названиями вроде «А это Санна рисует свои картины» и «Сантери рассказывает Тане одну из своих бредовых теорий». – Рейне Альстрём. Это главный герой, – сообщил Фольке. – Вот его фотография. Ну не его, конечно, просто в интернете нашёл, но выглядит похоже.
Кайса щёлкнула по указанному документу. Биография неоригинальна – родился, вырос, окончил школу… Семья благополучная, есть сестра-двойняшка… – А кем все эти люди друг другу приходятся, кстати? – поинтересовалась Кайса. – Они квартиру снимают вместе, – пояснил Фольке. – Всё начинается с Майлис. Это сестра Рейне.
Она пытается покончить с собой и впадает в кому. Все в шоке, никто не знает, почему она так поступила. Рейне цепляется за фразу, которую недавно от неё услышал: "Во всём, что мы делаем, катастрофически мало смысла". Это в её профайле указано. Он начинает всё время думать о смысле жизни… – Кто, профайл? – не удержалась от подколки Кайса. Впрочем, Фольке и не подумал обижаться. – Нет, Рейне. Но он не понимает, в чём он… ээ… смысл… – честно попытался поправиться он, но тут же сбился обратно, – заключается, а своих идей нету. И тогда он уезжает от родителей и начинает снимать комнату. А они там все живут, и у каждого свой смысл. А он выясняет у кого какой, чтобы определить правильный. – Ну, для завязки – сойдёт, – согласилась Кайса. – Что вы планируете по жанру? Надеюсь, не собираетесь скатываться в псевдофилософию? – Ну… в этом сложность. Я пока не решил, – признался Фольке. – А какие могут быть варианты? – Фольке Ларсен, писатель тут вы, а не я, – напомнила Кайса. Конечно, у неё были идеи, но она бросила попытки писать ещё на втором курсе и не собиралась начинать снова. Нет, нет и нет – она сделала свой выбор раз и навсегда! –Кстати, а почему вы сами не пишете книги? – поинтересовался Фольке. – Я давно хотел это спросить. – Что будет, если каждый графоман кинется писать? – фыркнула Кайса. – Я не смогу стать гениальным писателем, потому что я – гениальный критик. Я слишком хорошо вижу недостатки всех произведений, в том числе – и своих.
Мысль о том, что в чём-то она не может быть лучшей, ужасно раздражала Кайсу. Думая об этом, она начинала чувствовать себя абсолютной бездарностью, несмотря на прочие свои таланты. – Но вы ведь можете сразу исправлять все недочёты, – начал было Фольке, но Кайса покачала головой. – Идеал недостижим. Ладно, вернёмся к вашему роману. Вы утверждаете, что не определились даже с жанром? – Но я же не знаю, куда повернётся сюжет! Вдруг мне захочется всех убить, тогда выйдет драма. А если умрёт кто-то один, то можно сделать детектив. Потом у нас Майлис лежит в коме, можно научную фантастику вокруг этого закрутить. Эксперимент какой-нибудь. Можно кого-нибудь сделать вампиром… – Но не нужно, – перебила его Кайса. – Хорошо, я вас поняла. Давайте продолжим знакомство с персонажами. Кто эта девушка?
Она ткнула в фотографию очень милой пухленькой блондиночки в белом летнем сарафане, которая очаровательно улыбалась и смотрела с экрана взглядом, устремлённым в иные миры, не иначе. – Санна, – ответил Фольке. – Она художница. Вот её профайл. – Рисует мрачные пейзажи, слушает тяжёлый рок, почти ни с кем не разговаривает… Ей можно приписать какую-нибудь детскую психотравму, это немного банально, но всё зависит от того, как повернуть…
Кайсе не хотелось в этом признаваться даже себе, но её действительно увлёк процесс работы над произведением. Она любила, когда её мнение ценили, а никто и никогда не был настолько заинтересован в нём, как Фольке. – А это Таня, – он открыл следующий документ. – Радикальная феминистка, вегетарианка и активный общественный деятель. Очень хочет навести порядок в мире – ну, в соответствии со своими о нём представлениями. Дальше у нас Сантери. Он студент из Финляндии, но учится плохо. Больше шарахается по клубам, экспериментирует с лёгкими наркотиками и сексом, заливает какие-то невнятные теории про телесность и духовность, мечтает достичь просветления, но делает это весьма странными способами. Потом две сестрёнки, Лизелотта и Каролина. Лиз – фотограф и модель в одном флаконе, надеется стать богатой и знаменитой. А Кара преподаёт английский язык. Она считает, что у неё нет никаких талантов, и не знает, чего хочет от жизни.
Ну, это если вкратце, а полностью тут написано. Здесь ещё есть фотографии квартиры, где они живут, и всяких мест, где они бывают. И музыка, которая у меня с кем-нибудь из них ассоциируется, и… – Куча прочего хлама, – закончила Кайса. – Хорошо, я с этим ознакомлюсь и выскажу своё мнение. А сейчас мне нужно написать рецензию для газеты… – Ох, да, понимаю! Не буду мешать! – Фольке вскочил с кровати. – Я пойду, а потом созвонимся, да? – Договорились, – ответила Кайса. «Во что я ввязалась, – подумала она. – И главное, зачем?» Но отступать было уже поздно.
«В любом случае, я буду только подсказывать, не более, – решила она и, проводив Фольке, вернулась к книге. Её ждала работа.
***
В комнате горели свечи, и звучала странная музыка, напоминающая тибетские мантры в рок-обработке. На плетёном коврике, похоже, откопанном у чьей-то прабабушки на чердаке, сидели двое – яркая брюнетка в коротких джинсовых шортах и длинной оранжевой майке и бесцветный тощий парень типично финской внешности в кожаных штанах, шёлковой белой рубахе и с шипастым ошейником – обсуждая философские аспекты БДСМ. – У Ари новое увлечение, – шёпотом пояснил Фольке. – Он не может просто получать удовольствие от жизни, ему надо делать это как-то… по-особенному.
Последняя обитательница «почти Христиании» сидела в кресле и что-то чиркала в небольшом скетчбуке. Она казалась совсем бесплотной, несмотря на пышные формы. Как будто это тело вовсе не принадлежало ей, являлось не более чем инструментом для той сущности, что водила карандашом по бумаге. – Это Снёбломма, – представил её Фольке. – Она в некотором роде прообраз Санны. – Я заметила.
Кайса с трудом подавила желание спрятаться за него или хотя бы взять его за руку. Такая толпа незнакомых людей заставляла её чувствовать себя неуютно. То есть с Надей Лунд («урождённая Сусанна Свенссон, поэтесса, неплохой слог, но ритм порой хромает», – пронеслось вихрем в её мозгу) она, конечно, пару раз встречалась на литературных вечерах, однако нельзя сказать, чтобы они друг другу понравились.
В последний месяц она довольно часто встречалась с Фольке для обсуждения его романа, но, как правило, у неё дома, реже – в кафе. Прийти к нему она согласилась впервые, стало интересно посмотреть, как живут люди в таких съёмных квартирах с богемным уклоном. Она сама всегда жила одна с тех самых пор, как покинула дом родителей – благо, её гонораров на это хватало.
Совершенно непонятно, как можно терпеть кучу посторонних людей, которые перекладывают твои вещи и свинячат на твоей кухне. «Впрочем, терплю же я Фольке», – вдруг подумала она.
А Фольке, похоже, чувствовал себя в её квартире как дома. Он всегда приходил к ней с пакетами еды, инспектировал содержимое её холодильника, выкидывал в мусоропровод образовавшиеся там новые формы жизни, не дожидаясь, пока они эволюционируют до стадии освоения космоса, кормил её и время от времени даже разгребал создаваемый ею хаос. Не то чтобы после этого в комнатах воцарялся порядок, но теперь даже пыль, казалось, лежала на удобных ему местах. И если совсем уж честно, ей не приходилось прилагать усилий к тому, чтобы это терпеть. В общем-то, ей было всё равно, где лежит эта дурацкая пыль, которую она вообще не замечала. А вот отпавшая необходимость беспокоиться о еде её очень даже радовала. – В этой комнате живут девчонки, – сообщил Фольке. – А мы с Ари в другой. Можем пойти туда, чтобы нам никто не мешал работать.
Кайса кивнула. Это предложение было очень кстати. – Пойдёмте, Фольке Ларсен. Нам не помешает более рабочая обстановка.
Они перебрались в соседнюю спальню и по привычке залезли на одну из кроватей, хотя здесь был ничем не заставленный стол. – А кто из вас с Ари носит это? – поинтересовалась Кайса, подняв двумя пальцами чёрный бюстгальтер, обнаруженный ей на подушке. – Это Надин, – Фольке смутился, и забрав у неё неожиданный предмет гардероба, положил его в шкаф. – Иногда она ночует здесь, а Ари – шляется по клубам, или мы выселяем его к Снёбломме, ей всё равно, кто спит на соседней кровати. – Вот оно как, – протянула Кайса, и не удержавшись, добавила не без ехидцы, – никогда не видела столько поролона в чашках. Ну да с таким размером без него, наверное, печально. Странно, а Таня вроде вся из себя борец с сексуальной объективацией. Я думала, её прототип тоже не заморочен на своей внешности и соответствии стандартам.
Отчего-то ей было неприятно увидеть такое явное подтверждение, что у Фольке что-то есть с одной из этих девиц, хотя она и без того в этом не сомневалась. Такие как он уж точно не испытывают проблем с личной жизнью. – И ещё, мне казалось, что ты писал со своей девушки Лизелотту, у Рейне же с ней отношения. – У меня нет девушки, – словно оправдываясь, поспешил ответить Фольке. – С Надей у меня только секс иногда, не более. А у Лиз нет никакого прототипа, и у Каролины тоже. Я их сам придумал. Кстати, о Каролине… Я все не могу решить, что с ней делать. У всех есть какие-то устремления, мечты, а она не знает, чего хочет. Преподаёт язык просто, лишь бы было на что жить, а не потому, что ей это так уж нравится. И Майлис! Убить ее, вернуть к жизни или оставить так? И надо ли раскрыть причину, по которой она пыталась покончить с собой? – Хороший вопрос, Фольке Ларсен. Напоминаю, писатель здесь вы. Предлагайте свои варианты, а я буду их нещадно критиковать. Я, с вашего позволения, критик. – Криктикуйте, – разрешил Фольке. – Смотрите, что я думаю…
***
«А ведь скоро всё закончится», – думал Фольке, и от этой мысли становилось невыносимо тоскливо. Роман почти проработан, синопсис на днях будет составлен полностью, останется только сесть и написать, раз в неделю отсылая новые части фру Сандберг на рецензию. Больше не будет их регулярных посиделок с обсуждениями персонажей и событий, не будет причин таскаться на Минтгатан с вкусняшками и за чаем выслушивать её мнение обо всём, что ему интересно. Фольке давно заметил, что с каким бы настроением он не перешагивал порог маленькой квартирки Кайсы, оно очень быстро выравнивалось в её присутствии. Все страсти, обиды, гнев и прочие бурные эмоции оставались где-то там, за дверью. Здесь этому не было места.
«В небольшой однушке на Минтгатан, дом два, жила Гармония… – набрал он на чистом листе. Для зарисовок – сайд-стори к роману – у него была заведена отдельная папка. Может, часть из них он потом напечатает, а нет – и не надо. – А ещё там жили два человека: Рейне Альстрём и Каролина Маннергейм…»
– Каролина? – удивилась Кайса. – Причём тут Каролина? Ведь Рейне встречается с Лизелоттой!
Они в очередной раз сидели у неё дома, разбирая сюжетные линии будущего романа. Она забралась с ногами на широкий подоконник – за эту привычку Фольке беззлобно поддразнивал её, таская ей кофе из «Старбакса». Кайса любила смотреть на Старый Город, где, благодаря таким современным людям среди старинных зданий, прошлое перемешивалось с будущим. Положив ноутбук на колени, она читала новую зарисовку. Сам Фольке стоял рядом с ней, машинально накручивая на палец прядь её волос. Это тоже было в порядке вещей. Первое время Кайса шарахалась, когда он к ней прикасался, но потом привыкла – чёрт с ним, кинестетиком хреновым, пусть себе трогает, если без этого не может, жалко ей, что ли?
Вообще-то, это было даже приятно, если подумать. – Да ну её, эту Лизелотту!
Фольке отпустил волосы Кайсы, и бурно жестикулируя, принялся объяснять столь внезапную «смену курса». – Какая с ней может быть Гармония? Она же истеричка! У неё на всё первая реакция – эмоции, эмоции… Сперва наорёт, а потом ещё три часа объясняет, почему ты мудак. Не понимаю, как Рейне стал бы с ней жить вообще. Я бы не смог! Одно дело – просто трахаться, это хоть с кем можно, хоть с Лиз, хоть с Таней, хоть с Санной… – Хоть с Сантери, – съехидничала Кайса. – Не даст, – махнул рукой Фольке. – Ари меня почему-то боится, значит, и Сантери от Рейне шарахаться будет, а то невхарактерно получится. – Даже знать не хочу, что ты делаешь с бедным ребёнком, – Кайса картинно закатила глаза и рассмеялась, не справившись с амплуа трагической героини. – Кормлю, – преувеличенно серьёзно ответил Фольке. – Кофе его отвратительный выливаю в раковину. Заставляю одеваться по погоде и всё такое. – Да вы садист, Фольке Ларсен! – воскликнула Кайса, и по её лицу и интонациям голоса любой бы понял, что лично она была бы вовсе не против таких «издевательств». – Ну хорошо, а почему именно Каролина? Она же всегда была в тени, малопримечательный персонаж. – В тени – не значит малопримечательный! – заступился за свою героиню Фольке. – Я не знаю. Оно само. Просто возникла в голове эта сцена, и захотелось её написать, даже не для печати, а чтобы было. – Сами собой книги не пишутся, – парировала Кайса. – Включите вашу логику – я знаю, что она у вас есть, хоть вы и пользуетесь ей только когда пятница выпадает на среду – и объясните, почему вы вдруг решили, что Каролина – идеальная пара для Рейне.
Она и сама не до конца понимала, зачем требует обоснований от Фольке, вместо того чтобы придумать, как обычно, их для него самой, но это показалось ей очень важным. Ведь не может человек – пусть и вымышленный персонаж – вот так взять и без всякого объяснения бросить одну девушку и начать встречаться с другой. Должна быть причина, хотя бы на уровне «у неё сиськи красивее». Конечно, ей и самой Каролина нравилась больше, чем Лизелотта, но… разве кто-то мог бы предпочесть её Лиз в отношениях? Ведь та – красавица-модель, а Кара даже причёсываться забывает периодически. И она вовсе не такая милая, как ждут от девушки. Слишком категоричная, неуступчивая, язвительная – в общем, характер не сахар. И с самооценкой у неё что-то странное – то она считает себя чуть ли не гением, то страдает от своей «бесталанности»… – Каролина спокойнее, – начал перечислять Фольке. – С ней просто разговариваешь, и настроение поднимается. В отличие от Лизелотты, её эмоции всегда уместны. И она очень умная. Вы же читали, как она ведёт свои уроки? Она идеальный преподаватель! Объясняет чётко, ясно и не грузит лишней информацией. Сразу всё становится на свои места. Если кто-то и сможет помочь Рейне понять что-то, то именно она. Правда, она себя недооценивает, как будто не верит, что кому-то вообще нужны её таланты, постоянно колеблется, не может определиться, чего она хочет от жизни, но у неё же огромный потенциал! Хочется забрать себе это сокровище, убедить, что нужно же, мне нужно. Ну, то есть Рейне, конечно. Она производит впечатление чистого разума, не совсем понимающего, зачем ему дана физическая оболочка… – Вот уж точно, – фыркнула Кайса. – Ест раз в три дня, если никто не напомнит, а про секс однажды читала в книжке и решила, что это скучно. Вам нравятся занудные старые девы? – Кара не старая, ей около тридцати, – возразил Фольке. – И не занудная, а просто очень умная.
Она вызывает желание позаботиться о ней и открыть ей не только высокоинтеллектуальные, но и более земные наслаждения, такие как вкусная еда, тепло огня в камине и мягкость флисового пледа холодными зимними вечерами, нежность шелковистого песка на средиземноморских пляжах… и секс тоже, да. Она ведь не против, ей просто до сих пор не встретился человек, который был бы достаточно хорош для неё.
Последнее предложение прозвучало почти вопросительно, и Кайса не могла отделаться от ощущения, что речь шла вовсе не о Каролине Маннергейм, да и не о Рейне Альстрёме. «Прекрати, Кайса, хватит выдавать желаемое за действительное, – скомандовала она себе. – Даже если у этой девицы с тобой достаточно много общего, она живёт на Минтгатан и работает преподавателем, это ещё не значит… или значит?»
Да нет, не могло это ничего значить. Уж точно не то, что она там себе навоображала. Допустим, Фольке нравится Каролина, но ведь как персонаж, не более. И она, безусловно, гораздо лучше, чем сама Кайса, какая-то проапгрейженная версия. Чем именно лучше, она сказать затруднялась, просто… это же очевидно! И вообще, глупо делать какие-то выводы об авторе по его книгам. А если его лирический герой женится на марсианке, это же не сделает его ксенофилом. И… «Да чёрт подери, Кайса, ты ведь прекрасно понимаешь, что он слишком хорош для тебя! Успокойся. Скоро вы закончите работу над романом, и он исчезнет из твоей жизни, свалит к этой наглой, эгоистичной, суетливой… молодой, красивой и сексуальной Сусанне Свенссон с её поролоном!»
Эта мысль показалась ей до того обидной, что чуть слёзы не навернулись на глаза. Ну почему одним природа даёт всё, а другим – ничего, кроме умения видеть чужие ошибки и недостатки, а ещё лучше замечать – свои? Почему она не может быть как эта чёртова Надя?
«А всё же Рейне остался с Каролиной, а вовсе не с Таней», – эта мысль прочно засела в её мозгу, не желая его покидать. Что, если вопреки всякому здравому смыслу… – Вы точно уверены, что у Каролины нет прототипа, Фольке Ларсен? Она похожа на мэрисьюшную версию меня. Вы надо мной издеваетесь, или это такое завуалированное признание в любви?
Слова сорвались с её губ прежде, чем она сумела себя сдержать, и разумеется, она тут же пожалела об этом, но сказанного не воротишь, поэтому ничего не оставалось, кроме как принять максимально безразличный вид. «Это всегда можно обратить в шутку, главное – говорить достаточно саркастично, я умею, не страшно…» – Нет! Да! То есть, второе! – Фольке, судя по всему, от неожиданности не придумал ничего умнее, чем сказать правду. При этом лицо его приобрело самое что ни на есть глупое выражение. – Ну, то есть… да!
Он вытянулся, как струна, трагично выпалил: «Я люблю вас, фру Сандберг!» и вылетел из комнаты.
«Этого не может быть», – пронеслась в голове Кайсы, едва не сверзившейся с подоконника, первая мысль.
«Но он же сам сказал открытым текстом», – пришла за ней вторая.
«А сейчас он уйдёт, и вы больше никогда не увидитесь, потому что у тебя уверенности не хватит ему позвонить», – третья настигла её, едва она услыхала лязг замка в прихожей. В мгновение ока она спрыгнула с подоконника и выбежала в коридор. – Вы путаетесь в показаниях, Фольке Ларсен! – выкрикнула она. – Да, нет, иногда, преимущественно по вторникам… Вы уж определитесь, или… или катитесь ко всем чертям, но тогда не смейте больше появляться в моей жизни и… и…
Кайса всхлипнула и больно прикусила нижнюю губу, чтобы не разреветься. Ещё чего не хватало! «А ну, держи себя в руках! – мысленно приказала она себе. – Не вздумай раскисать!» – И будем сидеть, как два дебила, – тихо закончила она, устало закрыв глаза. Вот сейчас дверь хлопнет и...
И она очутилась в кольце рук, обнимающих её, уткнулась носом в пушистый свитер, вдохнула запах знакомого парфюма и поняла, что напряжение, в котором она пребывала с тех пор, как осознала, что скоро работа над романом закончится и у неё не будет больше причин видеться с Фольке, пропало. – Никуда я не уйду, если вы не хотите, – идиотски-счастливым голосом отозвался Фольке, ласково пригладив её встрёпанные волосы. – Куда я теперь от вас денусь?
Эпилог.
Фольке нервничал. Нет, он нисколько не сомневался в своём решении, долго ждал этого дня, и всё такое, но сейчас ему казалось, что все над ним смеются. А кто бы не смеялся над женихом, невеста которого заперлась в туалете, едва они прибыли в загс, и наотрез отказывалась оттуда выходить? – Уже полчаса, – вздохнула Снёбломма. Они с Надей согласились быть подружками невесты, так как собственных у неё не имелось. – Что она там делает вообще, ума не приложу. – Полагаю, сидит на подоконнике и читает книгу, – предположил Фольке, успевший изучить нравы будущей жены. – Фру Сандберг! Вы собираетесь выйти к нам? Напоминаю, через пять минут состоится церемония бракосочетания! Между прочем – вашего! – Такого же моего, как и вашего, Фольке Ларсен! – отозвалась из-за двери Кайса. – С ума сойти, – тихо, чтобы не дай бог не услышала, прошептал Лукас Хольстрём, одногруппник и лучший друг Фольке, приглашённый в качестве свидетеля жениха. – Не узнаю нашу грозную Кайсу Сандберг! – А я тебе говорил, что ты её просто не знаешь, – так же тихо ответил Фольке. – Она совсем не такая суровая, как ты думаешь, она очень милая и ранимая. – А я тебе говорил, что ты в неё втюрился ещё на первом курсе, – парировал Лукас. – Спорил ведь со мной! – Да я сам недавно понял, – Фольке ещё раз постучал в дверь. – Почтите нас своим присутствием, несравненная фру Сандберг. Я ведь лучше книжки!
Дверь туалета распахнулась, и на пороге появилась Кайса, одетая в мятые, художественно изодранные джинсы и старую растянутую футболку с изображением группы «Найтвиш», с чем резко контрастировали короткая белая фата на взъерошенных волосах и нежный букетик флердоранжа, уже изрядно потрёпанный и немного покусанный, который она сжимала в руке. В другой она и правда держала книгу. – Сомнительное утверждение, – проворчала Кайса и вручила книжку Лукасу. – Держите, это ваше. В ней ещё больше нелогичностей, чем в первых двух. Ждите рецензии в Aftonbladet. – Это всего лишь ваше мнение, фру Сандберг, – стараясь казаться невозмутимым, заявил Лукас. – Ну что, все готовы? Идём?
На венчание Кайса категорически не согласилась, и дело было даже не в том, что никто из них не отличался религиозностью. Она возражала против пышных церемоний, помпезных речей и главное – лишних людей, которые, конечно же, будут смотреть на них и думать, что ей незаслуженно повезло отхватить такого красивого жениха, к тому же моложе её на четыре года и являющегося талантливым писателем. Переубедить её Фольке не удалось, и в конце концов, он махнул рукой. У него была ещё вся жизнь, чтобы уверить её в том, что она самая лучшая и это ему ужасно повезло, что его чувства оказались взаимными. – Идём?
Фольке взял её за руку и повёл к комнате государственной регистрации. За ними потопала остальная разношёрстная толпа: Лукас в джинсах и свитере с оленями, Снёбломма, словно только что сошедшая с машины времени, прибывшей из шестидесятых, Надя в красной лаковой мини-юбке и чёрном топике и Ари в платье готической лолиты. Его Фольке попросил быть свидетелем Кайсы, а когда тот попробовал было протестовать, аргументируя это тем, что невесте положена свидетельница, пообещал надеть на него юбку Нади. В итоге Ари согласился, но не упустил случая выпендриться. В общем, дресс-код на этой свадьбе отличался полным отсутствием дресс-кода, что, впрочем, всех устраивало. – Мы выглядим так, как будто в дурдоме день открытых дверей, – прошептала Кайса, сильнее стискивая руку Фольке. – Ничего страшного, – ответил он. – Мы вроде как творческие люди, нам можно. Ну, вот и пришли. Готова? – Кто первым переступит порог, тот будет главой семьи, – напомнила Снёбломма. – Не уверена, правда, распространяется ли это на государственную регистрацию или только на венчание. – Глупости какие, – фыркнула Кайса и поспешно шагнула вперёд. Фольке, улыбнувшись, пропустил её. Больно ему нужны всякие дурацкие статусы. В нормальной семье люди всегда смогут договориться, а договариваться он умел прекрасно. – Вы опоздали на три минуты, – сухо заявила пожилая леди за столом. – Подойдите и распишитесь вот здесь. – И жили они долго и счастливо, и умерли в один день от землетрясения, – прокомментировала айса, оставляя «автограф» в толстой тетради. – Какой кошмар, я замужем. – Какое счастье, я женат, – в тон ей откликнулся Фольке. – Да целуйтесь вы уже, – хихикнула Снёбломма. – И поцелуемся, – хором пообещали Кайса и Фольке.
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
Название: Муза Размер: 9923 слова Пейринг/Персонажи: Асгейр(ВЛЭФ)/Лукас(ЭВЛФ), Фольке(ФВЭЛ), Кайса(фем!ЛЭВФ) Категория: слэш Жанр: драма, романс, ангст Рейтинг: PG-13 Предупреждения: Ошибочное типирование Краткое содержание: Счастье — это когда рядом человек, который понимает тебя с полуслова и дарит тебе вдохновение и идеи. Но что если ты этого счастья недостоин? Примечание: Вдохновлено заявками "напишите о том, как все считают себя 1Л, мнят себя Энштейнами и проч., а на самом деле функция логики у них намного ниже" и "а лучше 3Л, считающую себя 1Л. Вот это эпичная картина *true story*", правда не факт, что заказчики ждали такого исполнения, но... что выросло, то выросло)
читать дальше– Зачем писателю психология?! Очередной учебный день начался с традиционного вопля Фольке Ларсена. Неважно, какие предметы стояли в расписании, страдающий – а правильнее сказать, наслаждающийся – синдромом гиперактивности Фольке любил одну физкультуру и возмущался тем, что их заставляют заниматься чем-то ещё. Вопрос «зачем писателю физкультура?» в его рыжую голову не заглянул ни разу. Лукас, тяжело вздохнув, возвёл очи к небу, словно вопрошая высшие силы, доколе его лучший друг и сосед по парте будет демонстрировать такие чудеса альтернативной логики. Он сам не очень любил учиться, и в первую очередь – из-за постоянных переживаний, что может что-то не так понять, неправильно ответить и показаться глупым, но на фоне Фольке он ощущал себя настоящим заучкой, да и вообще – гением. – Это же очень важно, как ты не понимаешь, – принялся объяснять он по дороге в аудиторию. – Должны же мы понимать, как будут вести себя наши персонажи. Ну, учитывать особенности мышления, восприятия и всё такое. Например, один скажет: «Я тебя не держу, ты свободный человек», а другой поймёт это как «ты мне не нужен», а что, я бы так и понял. А он, может, вообще имел в виду «я тебя люблю и не хочу ограничивать», понятно? А ещё у персонажа может быть психологическая травма, может, он начал убивать женщин, потому что у него была сильно строгая мать. Или…
Лукас подозревал, что Фольке, как обычно, пропустит объяснения мимо ушей, но всё равно каждый раз упорно пытался донести до него свои мысли. – …Вот почему нам необходимо изучать психологию, – закончил он. – Понятно? – Ага, – кивнул Фольке, переставший слушать его после первых двух предложений. Он всегда был готов согласиться с чем угодно, лишь бы самому не утруждать себя размышлениями.
Они вошли в кабинет одновременно со звонком. Опросив группу по заданной теме, фру Бенгтссон пригласила выступить с докладом Иру Романову, студентку по обмену из России, которая горела желанием поведать о каком-то популярном у неё на родине психологическом учении. – Всю нашу жизнь можно разделить на 4 аспекта, – начала рассказывать та. – Это физика, эмоция, логика и воля. Все они важны для нас, но какой-то в большей степени, а какой-то в меньшей. Чтобы определить свой тип, нужно расставить приоритеты от самого главного до самого незначительного. Таким образом, каждого из нас можно отнести к одному из двадцати четырех типов. Сейчас я расшифрую суть каждого аспекта. Физика – это отношение к материальному: внешнему виду, еде, деньгам… – Эй! А у меня что первое? – едва дослушав до середины, Фольке принялся дёргать Лукаса за рукав. – А что ты любишь больше всего? – спросил Лукас. – Носиться, как олень северный? – Ага, – ничуть не обиделся тот. – И есть ещё. А потом снова носиться. И снова есть. – Тогда, наверное, физика, – решил Лукас. – А у меня…
Он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Все эти термины казались такими запутанными. Вот был бы здесь Асе… Он мечтательно вздохнул, подумав о бойфренде. Никогда прежде он не испытывал столь сильных чувств. Даже если они с Асе не занимались ничем особо романтичным, рядом с ним у Лукаса просто вырастали крылья! Можно было просто болтать целый вечер, обсуждать что-нибудь, рассматривая одно явление со всех сторон, так что у Лукаса не оставалось никаких сомнений, и всё становилось понятным и логичным. «Точно! – понял он. – Логика! Вот она меня больше всего и волнует! Ведь я всегда переживаю, что могу показаться нелогичным. Значит, логика у меня первая, а потом… потом, наверное, воля. Я же умею принимать решения и при этом никем не командую. А физика, скорее всего, последняя, я даже готовить не умею. Выходит, что эмоция – третья. И правда, она у меня бывает иногда немного неадекватной». – Логика, воля, эмоция, физика! – с чувством полного удовлетворения от решения столь сложной интеллектуальной задачи сообщил он другу. – Вот такой у меня тип! А у тебя логика, я думаю, четвёртая. Согласен? – Ага, – кивнул Фольке, которому было всё равно. – Скоро там закончится эта пара?
Зима в этом году не спешила вступить в свои права. Несмотря на начало декабря, погода стояла плюсовая, и вместо долгожданного снега шли дожди. Лукас, перепрыгивая через лужи, мчался к любимой кафешке. Его группу задержали на последней паре по литкритике, фру Сандберг диктовала план эссе, которое требовалось написать для зачёта, поэтому пришлось торопиться. Он знал, что Асе не любит ждать. Сам он всегда был настолько пунктуален, что Фольке удивлялся, как он до сих пор не прибил хронически опаздывающего Лукаса.
«Расскажу ему про эту забавную штуку», – думал Лукас, влетая в дверь кафе. Как он и ожидал, Асе уже сидел за «их» столиком в углу зала, что-то помечая карандашом в толстой книге. Заметив Лукаса, он выразительно посмотрел на часы. – Эй, я не виноват! Это всё фру Сандберг! – сходу выпалил Лукас, чмокнул бойфренда в щёку и плюхнулся на стул рядом с ним. – Как дела? Готовишься к очередной конференции?
В конференциях по скандинавской мифологии Асе участвовал почти всё время. Будучи сыном известного профессора, он поставил себе цель превзойти отца и стремился к этому с настойчивостью танковой дивизии. – Ага, по младшей эдде, – откликнулся он. – Что нового узнал сегодня в институте?
Лукас вытащил из портфеля блокнот, раскрыл его и сверился со своими записями. – То, что я – Эйнштейн! – торжественно заявил он. – А я кто тогда? Густав Ваза, вестимо? – усмехнулся Асе. – Что это ещё за ролевые игры? – Сейчас расскажу. Это такая интересная психологическая штука. Заодно и тебя протипируем.
Он принялся сбивчиво объяснять про аспекты и их расположение. Асе внимательно слушал, время от времени задавая вопросы. «Наверное, у него четвёртая логика, – подумал Лукас. – Вот как здорово у нас складывается общение, он всегда меня слушает и понимает. Это и есть – агапэ. Интересно, а что у него первое?»
Он вспомнил их первую встречу, которая состоялась как раз на одной из конференций. Тогда Лукас ещё учился на юридическом факультете, где умирал от скуки и всячески норовил избежать унылых семинаров, потому и соглашался на участие в чём угодно. Не сказать, чтобы его так уж сильно интересовала мифология, во всяком случае, до того, как на кафедру поднялся Асгейр Ульссон и принялся в пух и прах разносить работу какого-то современного исследователя эддических песен. Ах, как впечатляюще выглядел он в ту минуту, как уверенно держался, как приводил аргументы и выворачивал наизнанку все возражения… Лукас ещё успел подумать, как же ему подходит значение его имени – «копьё асов». Он и был как копьё – прямой, бьющий точно в цель. Потом мысли как-то спутались, остались лишь восторг и желание непременно познакомиться с ним как можно ближе, проще говоря – Лукас влюбился по уши. Ему никогда не требовалось для этого много времени.
Сейчас всё это мгновенно всплыло в его памяти, заставив снова испытать те эмоции. До чего же здорово, что он не упустил свой шанс, осмелился подойти после конференции, и всё завертелось! – Ты чего такой счастливый? – реальный Асе напомнил о своём существовании, выдернув Лукаса из воспоминаний. – Прямо засветился весь. Что-то случилось? – Я тебя люблю, – откликнулся Лукас. – Вот и счастливый. Я просто очень-очень рад тебя видеть! Разве же это не логично? А у тебя, наверное, третья эмоция! – Почему это? – заинтересовался Асгейр. – Ну, ты всегда остро реагируешь на эмоции, всё замечаешь. Ты такой тонко чувствующий человек! – Да ну? – усомнился Асе. Лукас закивал. – Да-да, просто ты это скрываешь, потому что стесняешься. Это нормально для третьей эмоции. Её проявления могут напрягать, она не всегда адекватна. Уж я-то знаю, у меня ведь тоже третья!
С тем, что эмоции Лукаса далеко не всегда адекватны, Асе не мог не согласиться. Да и собственные не лучше. «Наверное, так оно и есть», – решил он. – Хорошо, а как насчёт остальных функций? – спросил он. – Что у меня первое, например? – Я думаю, что воля, – торжественно заявил Лукас. – Ты очень целеустремлённый и всё время командуешь. «Не опаздывай, пиши, учись хорошо» и так далее. Потом… Ну смотри, если воля первая, эмоция – третья, а логика – четвёртая, то остаётся вторая физика. Значит ты, – он снова сверился с блокнотом, и запинаясь, прочитал по слогам, – Твар-дов-ский. Понятия не имею, кто такой, если честно. – Ну хорошо, допустим, я этот Тва… как ты его назвал? И что мне с этим делать? – как всегда проявил практичность Асе. – Какая мне польза от того, что я это знаю? – Ну… – Лукас задумался, не желая ляпнуть какую-нибудь чушь. – А вот тебе знание этой штуки и правда пригодится, – спас его Асгейр. – Ты можешь использовать её, чтобы делать своих персонажей достовернее. Скажем, твой Свен Весте, он кто? – Давай подумаем! – обрадовался Лукас. – Смотри, что мы о нём знаем? Он был полицейским, но его уволили за то, что он набил морду какому-то мудаку старше него по званию. – Интересно, чем он в этот момент думал? – фыркнул Асе. – Разве он не осознавал последствий? – Ничем, – Лукас вздохнул. – Сперва набил, потом начал думать. Значит, логика у него точно не первая. Ну ладно, зато никто не скажет, будто я его с себя списал. Его просто выбесило, что какой-то придурок им командует, который сам ничего не понимает в расследованиях, понимаешь? – Старше по званию, вот и командует. Имеет право, – не проявил должного понимания Асе. – Мне кажется, у него третья воля, вот и бесится. А первая – физика, раз он решает проблемы мордобитием. – Ещё добавь: «Фу так делать», – насупился Лукас. – Я его понимаю. Тот майор, он же был тупой как пробка. Они там все тупые в полиции, а Свен их в любом расследовании опережает на раз! Ну ладно, это нормально, если он 3В, а ты 1В, что тебе это не нравится. Эрос же. Работает теория! – Ага, опережает и гордится, как он им нос утёр. Ребячество какое-то. Попросту самоутверждается за чужой счёт и мелочно мстит за своё же нарушение, – бескомпромиссно заявил Асе. – Ему просто не хватает понимающего человека, который направит его энергию в мирных целях, – Лукас оживился. – Надо будет найти ему пару! Тем более что любовная линия украшает книгу. – Главное, не преврати детектив в любовный роман, – усмехнулся Асгейр. – И с кем ты его свести хочешь? С ботаником этим?
Идея была интересной, но поразмыслив немного, Лукас её отверг. – Не может у него второй воли быть. Там четвёртая явно, его самого направлять надо. И не ботаник он, а историк. Сидит в своём архиве, закопался в монографиях, тоже мне – герой-любовник. – А по-моему, он милый. Кстати, как его зовут-то хоть? – Ну конечно, он тебе нравится, у вас же агапэ по воле, – Лукас так радовался каждому подтверждению новой типологии, будто сочинил её лично. Ловко же он в ней разобрался прямо с ходу, значит, умный, одно слово – первологик! – А имя, я, кстати, ещё не придумал. Я даже не определился, парень это будет или девчонка. – В общем-то, невелика разница, – махнул рукой Асе. – Это мы позже решим. Если будет недостаточно женских персонажей, сделаем девушкой. Нужно же пройти тест Бехдель, а то заклюют. А если их и так хватит, то пусть остаётся парнем. Как по мне, для сюжета это неважно. Ладно, это пока оставим. Лучше скажи, какие у тебя планы на выходные?
По пути домой Лукас неоднократно прокручивал в мыслях этот разговор. Асе неизменно вдохновлял его на писательство. «Моя муза, – подумал Лукас, вливаясь в поток людей, спешащих просочиться в метро, и не удержавшись, хихикнул. Обычно муза представляется как хрупкая девочка в струящихся одеждах, этакое небесное создание, но то у других. А ему досталась нестандартная, в виде высоченного парня с древними текстами в голове и взглядом, расщепляющим на атомы. – Как же мне с ним повезло!»
Едва добравшись до квартиры, Лукас сразу же сел за компьютер, благо, родители возвращались с работы гораздо позже, а потому некому было нагрузить его иными делами. «Сомнений не оставалось: кража – дело рук этого Фреде Юханссона, каким бы ни было его настоящее имя», – прочитал он последнюю фразу, на которой остановился в прошлый раз. Не раздумывая, он начал печатать дальше.
«Об этом говорило всё. Уж очень вовремя появился он в доме и так же вовремя исчез. Кроме того, кто стал бы давать работодателю фальшивые сведения о себе, если бы не задумал какое-нибудь преступление? Похоже, он знал, что шлем Кнута находится в коллекции Берга, и просто хотел к нему подобраться. Но как же теперь найти его? Свен Весте задумался. У него не было ни единой зацепки, кроме фразы, которую подозреваемый обронил в день перед кражей, если верить словам Анн-Бритт, горничной. «Он даже не догадывается, что у него есть», – так сказал Юханссон, имея в виду, судя по всему, злополучный шлем. Означало ли это, что украденный предмет хранит какую-то тайну? Быть может, он был похищен вовсе не с целью обогащения? Тогда зачем? Преступник знал это, значит, должен был узнать и Свен. Это могло вывести на след вора! «Нужно позвонить Марте», – решил Весте, взял телефон и набрал знакомый номер»
Лукас открыл документ с профайлами персонажей. Ага, вот она – Марта Виклунд. Бывшая одноклассница Свена, нынче занимающаяся научной деятельностью. Именно она и сведёт его с тем историком. Не, ну а что, не самому же ему в книгах копаться, всё правильно. У него же первая физика, как у Фольке, а того не заставишь на месте усидеть. Да и логика вторая, а значит, ему проще и интереснее обсуждать что-то, чем рыться в учебниках одному. Процесс же! Эта психософия и правда позволяет объяснить действия персонажей, полезная штука.
Быстро описав ход мыслей Свена Весте и его разговор с Мартой, Лукас отправил файл Асе. А вот теперь следовало приниматься за эссе по литкритике. Одна мысль об этом мгновенно испортила ему настроение. Не ладилось у него с критикой, а точнее – с преподавательницей фру Сандберг. С души воротило от её непрошибаемой уверенности в каждом своём слове. Будто нет и быть не может других мнений, кроме двух – её и неправильного. Она даже простые вещи, вроде «сегодня семнадцатое ноября», произносила так, что Лукас начинал чувствовать себя идиотом. Он порой и «добрый день» ей сказать боялся, будто стоит этим словам сорваться с губ, как наступит непроглядная ночь, пользуясь чем, она его нещадно высмеет. А уж в том, что она на это способна, сомневаться не приходилось и вовсе. Недаром она из всех предметов преподавала именно литкритику. Вот уж хлебом не корми – дай разнести в пух и прах какое-нибудь произведение, даже классикам перепадало! И конечно, слушая её, Лукас не мог не находить в критикуемых книгах параллели со своей собственной. Но как ни крути, а писать эссе надо. – А я… я же не поел ещё! – вдруг пришла ему в голову спасительная мысль. – И даже руки не вымыл, сразу писать сел. А мама уже три дня прибраться в комнате просит. Я сейчас, быстренько, а потом сяду за эссе. Точно, так и сделаю.
Ничуть не спеша, он направился в ванную. Минут пять, не меньше, мылил и споласкивал руки, потом почти столько же вытирался. Долго копался в холодильнике, вынул рис с фрикадельками и принялся разогревать его на плите, а не в микроволновке. Но как бы Лукас ни старался оттянуть время, ему всё же пришлось вернуться к эссе.
«Август Юхан Стриндберг, – написал он в своей тетради. – "Слово безумца в свою защиту"».
Именно эту книгу он прочёл последней, и она произвела на него неизгладимое впечатление. Вот только… оценит ли его выбор Кайса Сандберг?
Первый пункт плана не вызвал у него затруднений – пару абзацев о биографии Стринберга Лукас написал быстро. А вот дальше было уже сложнее. Тема, идея, художественная ценность… он-то напишет, но что, если он неправильно что-то понял? И оттянется же на нём фру Сандберг!
«Роман считается автобиографическим, хотя имена персонажей изменены, – всё же начал писать Лукас. – Главный герой, от лица которого ведётся повествование, предположительно являющийся альтер-эго самого автора, очень тонкая, чувствующая натура. Он влюбляется в Марию, несмотря на то, что она жена его друга. Он благородно молчал о своих чувствах, и даже хотел уехать, но не смог, потому что любовь оказалась сильнее. Помимо физического влечения, их объединяла общность интересов. Мария мечтала быть актрисой, хотя её дворянское происхождение противоречило этому, но он как писатель и драматург понимал её устремления и поддерживал её. Она развелась с мужем, и вышла за него, но кто мог знать, что с этого момента страдания героя только начинаются?!»
Он перечитал написанное. Звучало неплохо. Может, обойдётся, и он получит свой зачёт?
«После женитьбы на Марии происходит основное действие романа, в котором автор описывает многочисленные ужасы своего брака. Увы, он оказался вовсе не безоблачным! В нём нашлось место и подозрениям в измене, и запоздалым обнаружениям в своём партнёре неприятных черт характера, и ссорам из-за денег, которых Марии всегда было мало, – продолжил Лукас. – Герой неоднократно пытался сбежать от своей жены, которая постоянно мучила его, но каждый раз, когда он это делал, любовь, которая была столь сильна, побеждала ненависть, и он возвращался, так прочно она привязала его к себе невидимой нитью». – А ведь фру Сандберг совсем чужда романтики, – вздохнул Лукас. – Уж конечно, где ей понять такую сильную любовь, у неё личной жизни-то нет никакой. Поди скажет, что он просто мазохист или ещё что-нибудь такое. Да его все считали тираном и ревнивцем, ради которого жена пожертвовала карьерой, поэтому он и решил написать этот роман. Точно! Надо это упомянуть.
«Роман, по сути, является защитной речью автора в свой адрес, попыткой оправдать себя в глазах общества, готового обвинить любого безо всяких на то оснований, в то время как он просто полюбил женщину, которой вовсе не нужны были его столь сильные чувства, ведь ей больше нравилась привольная жизнь в театральных кругах, где царили веселье и разврат. Обожествление любимой женщины по ходу действия произведения перетекает в ненависть и презрение, она превращается в его глазах в настоящую дьяволицу…»
Мрачные предчувствия не оставляли Лукаса. Ох, провалит он этот зачёт по литкритике, как пить дать, – провалит…
Фольке Ларсен стоял, небрежно привалившись к стене, и жевал половинку бутерброда. Вторую он вручил сидящему на подоконнике рядом Лукасу. «Не забудь поесть сам да накормить ближнего своего», – так звучала, похоже, первая заповедь его персональной религии. И куда, спрашивается, всё девается – он ничуть не толще самого Лукаса. Хотя иногда казалось, что он занимает собой всё пространство, особенно – когда ему на месте не сидится. То есть, если честно – почти всегда. – …Гуляли по парку, а потом ходили в кино, – трещал Лукас, спеша поделиться с другом подробностями проведённых с Асе выходных. – На «Мстителей». Такой фильм! Ты видел? – Нет ещё, – помотал головой Фольке. Он вовсе не был поклонником кинематографа, уж слишком долго длились фильмы, дольше, чем даже лекции. – А что, Асе твой не бесится, что там неправильно Тора и Локи изображают? Мне кажется, с его-то увлечениями… Ну ты же сам говорил, что ему в детстве «Эдду» вместо сказки на ночь читали. – Ага, – кивнул Лукас. – Ну и что. Это же фильм. Асе понимает. И потом, всё очень субъективно, и один и тот же образ можно трактовать по-разному. – Это кому читали «Эдду» вместо сказки? – вклинилась в разговор Ира, та самая студентка из России, которая рассказывала про психософию. – Асгейру, это бойфренд Лукаса, – пояснил Фольке. – У него папаша вроде профессор какой-то. Толстенную монографию написал. Как только терпения хватило? – Оу, Лукас! У тебя есть бойфренд? И ты этого не скрываешь? Вот она – цивилизованная Швеция, – Ира вздохнула. – Не то что наш рассадник мракобесия. А он тоже здесь учится? – Да, на филологическом. Хочет написать свою монографию, в два раза толще папенькиной. Или в три. Я её потом тебе, Фольке, подарю, – пообещал Лукас. – Будет, чем занять остаток жизни. – Какая страшная угроза! – Ларсен, паясничая, схватился за сердце. – Слушай, а вот ты все выходные гулял – а эссе-то по литкритике доделал, а?
Лукас уставился в пол, внезапно заинтересовавшись трещинами в каменных плитках. Он так и не смог заставить себя доработать его, хоть и садился за него каждый день. – Вот… надо тебе было напоминать, – наморщила нос Ира. – Как думаете, могу я, если что, надеяться на снисхождение, по причине того, что мне тяжело излагать свои мысли на шведском? – Без шансов, – махнул рукой Лукас. – Это же фру Сандберг! Она безжалостная, как будто сама студенткой не была! – Глупости, – едва ли не впервые в жизни не согласился с ним Фольке. – Нормальная она, просто серьёзно относится к своему предмету. А я написал эссе! Ну что, идём на пару?
«Конечно, что ему. Свою тройку получит, а больше ему не надо», – подумал Лукас, но вслух говорить не стал, не ссориться же с другом. Хотя он и не обижался никогда на такие высказывания, сам признавался же, что не любит думать. – Идём, – Лукас проглотил последний кусочек бутерброда и спрыгнул с подоконника. – Чёртова литкритика, ненавижу!
В класс они вошли одновременно со звонком, удостоившись, разумеется, выразительного взгляда Кайсы Сандберг. Стараясь не шуметь, чтобы не привлекать к себе внимания, Лукас принялся готовиться к занятию. Впрочем, все взгляды всё равно были устремлены на их парту, ведь Фольке вовсе не беспокоился о незаметности, он просто не умел ничего делать тихо. – Вы, смотрю я, очень спешите ответить домашнее задание, Фольке Ларсен, – нежно и одновременно с нескрываемой ехидцей в голосе заявила фру Сандберг, раскрыв свою толстую чёрную тетрадь, напоминающую тетрадку смерти из одноимённого аниме. Это был не вопрос, а утверждение, впрочем, Фольке ничуть не смутился. – Да, я готов! – с грохотом выложив на стол учебник, отозвался он. – Только напомните, что нам было задано. – И почему я была уверена, что вы этого не помните? – картинно развела руками Кайса Сандберг. – Ах да. Точно. Мы же говорили об этом больше пяти минут тому назад. На прошлой лекции я рассказывала о тридцати шести драматических ситуациях… кого?
Фольке почесал в затылке, взъерошив свою рыжую шевелюру, поправил стильные очки без диоптрий в тонкой оправе и предположил: – Ммм… Пальто? – Хорошая попытка, – усмехнулась фру Сандберг. – И что бы этот мсье Пальто сказал по поводу последней прочитанной вами книги, Фольке Ларсен? «Волшебный мелок» фру Синкен Хопп, полагаю? – Не, это была предпоследняя! А последняя – «Деньги» Золя. На самом деле, это была аудиокнига, – быстро, словно извиняясь, добавил Фольке. – Я слушал её, бегая по утрам в парке.
Лукас уткнулся лицом в ладонь. Нет, ну хорошо, Фольке не гений, но и не идиот же! Зачем он всё время пытается показаться глупее, чем он есть? Как будто ему кто-то сказал, что умничать нехорошо, а он взял да и поверил. – Думаю, мсье Золя в полном восторге, – заявила фру Сандберг тоном, не оставляющим сомнений в том, что она уверена в обратном. – Ведь он для того и писал свой бессмертный роман, чтобы тот мог служить фоном для ваших пробежек. Так и какие же из тридцати шести ситуаций вы сумели в нём увидеть? Насколько хорошо они прописаны, уместно ли использованы? – Препятствие любви! – уверенно ответил Фольке. – И кто там кого любил? Что помешало им быть вместе? – Все любили! – с совершенно серьёзным видом заявил Ларсен. – Деньги. А Всемирный Банк кааак рухнет… и вся любовь. – Так, может быть, и ситуация потери близких подойдёт? – предположила фру Сандберг издевательским, как показалось Лукасу, тоном. Впрочем, тот только улыбнулся и закивал.
Фольке нёс феерическую чушь, это понял бы даже школьник. Лукас в толк взять не мог, что на него нашло, ведь прекрасно знал он эти ситуации, буквально позавчера их обсуждали в столовке, прикидывая к своей писанине. А фру Сандберг и не думала его прерывать, наоборот – только подначивала, выставляя идиотом перед всей группой. Как он мог это терпеть? И вообще, что это за цирк на паре? Ладно бы они в кафешке трепались прикола ради, но сложные и серьёзные вещи обсуждать в таком ключе – это уже ни в какие ворота не лезет! – Что за бред, – не удержавшись, вполголоса выпалил Лукас и тут же зажал рот, но было поздно. Разумеется, фру Сандберг не пропустила его реплику мимо ушей. – И что же вы считаете бредом, Лукас Хольстрём? – улыбаясь своей «фирменной» ядовитой полуулыбкой-полуухмылкой поинтересовалась она. – Могу я узнать? – А всё! – как Лукас не пытался сдержать эмоции, у него, как обычно, ничего не вышло. – Вот эту дешёвую комедию, которую Фольке тут устроил, а вы и рады! Что это за идиотское шоу? – Эй, ты чего, чувак? – Фольке хлопнул Лукаса по плечу. – Это же весело! – Когда я хочу веселья, я иду в цирк! – Лукас стряхнул его руку. – А сейчас я на лекции, и сюда я хожу, чтобы учиться! Как можно столь несерьёзно относиться к занятиям? – Какое стремление к учёбе! Честно говоря, впервые наблюдаю его у вас, – насмешливо сказала Кайса Сандберг. – Но если вы так настаиваете… Я полагаю, вы написали эссе к зачёту? Могу я с ним ознакомиться?
Больше всего сейчас Лукасу хотелось провалиться сквозь землю. И дёрнул же его чёрт за длинный язык! Но делать было нечего. Он молча протянул тетрадь, заранее готовясь к самому худшему. – «Слово безумца в свою защиту», Стриндберг, – прочитала она. – Ну, вы в своём репертуаре, Лукас Хольстрём. Всегда выбираете самые душещипательные истории, над которыми так любят проливать слёзы школьницы пубертатного возраста. Что ж, посмотрим, как вы раскрыли данное произведение многоуважаемого классика.
Последние два слова она произнесла так, что и дурак понял бы: если кем-то и уважаемого, то явно не Кайсой Сандберг, а лично она с Августом Стриндбергом и на одном поле бы не присела. – «"Слово безумца в свою защиту" является исповедью страдающего человека, обуреваемого чувствами, разрывающего между невыносимой любовью и мучительной ненавистью к супруге». Да уж, исстрадался бедняжечка. «Мария, прототипом которой является жена писателя, Сири, не ценила его глубокие душевные терзания, предпочитая семейному очагу свободу театральных нравов». Перевожу: «Не хотела быть его комнатной собачкой». «Вся книга – одна дрожащая эмоция, смесь ревности, одержимости и любви». И от чего же она дрожит, Лукас Хольстрем? Да, очень, очень интересно… «Желая спасти семью, он увёз жену в Париж, где у неё не было друзей. Этот переезд символизировал новую страницу в его биографии, которую он надеялся увидеть очищенной от запятнавших её измен Марии, но это не помогло». Потому что она изменяла ему с подругами, видимо. Да, такое ощущение, что мы с вами читали разные книги.
Кайса Сандберг дочитала эссе до конца, время от времени вставляя ехидные реплики по ходу чтения, и с явным раздражением бросила тетрадь на стол. – Что это было, Лукас Хольстрём? Могу я поинтересоваться, за что вы меня так ненавидите? Вы ведь нарочно надо мной издеваетесь? Иного объяснения этому я подобрать не могу! Все учителя вас нахваливают, и я же вижу, что вы далеко не глупы! Так чем ещё можно объяснить этот… бред, вы сказали? Хорошее определение для вашего, с позволения сказать, эссе. Вы сами-то поняли, что вы хотели написать? Лично я запуталась в ваших нагромождениях противоречащих друг другу аргументов. Вы считаете, что Стриндберг во всём прав или – что не прав, но его надо понять и простить, ведь он же её так любил?
Это был контрольный выстрел. Лукас с ужасом понял, что не знает, как ответить на этот вопрос. Работая над эссе, он не раз менял своё мнение на этот счёт, и так и не сумел с уверенностью определиться. Ведь с одной стороны, она же и правда ему изменяла! Это ужасно! Что, если бы Асе… нет, даже думать о таком не хочется. Но с другой стороны, он ведь тоже не ангел. Он порой вёл себя, как настоящий тиран. Но он же так боялся её потерять, это всё из-за любви. Однако если любишь человека, разве сделаешь ему плохо? Но ведь он… – Не собираетесь отвечать, я вижу. Ну что ж, одно я могу сказать вам точно, Лукас Хольстрём – зачёт вы провалили. – Кайса Сандберг сделала пометку в своей «тетрадке смерти». – Впрочем, в любом случае я не рекомендую вам – всем вам – руководствоваться примером Стриндберга ни в творчестве, ни в жизни. Весьма посредственный литератор. – Видимо, именно поэтому он стал всемирно известным писателем и классиком! – не выдержал Лукас. – Да вы сперва сами напишите столько… – А я не писатель, я – критик, – отрезала фру Сандберг. – И критик хороший. Поэтому я вижу все недостатки данного автора. Его стиль далёк от совершенства, такое навертит, что голова кругом идет. Нагромождение бессмысленных конструкций… – Он писал, как чувствовал! А вы просто неспособны понять, потому что не умеете жить сердцем! – в бешенстве воскликнул Лукас, запихивая тетрадки в сумку. – Мне вас жаль!
С этими словами он вылетел из аудитории.
Идти домой до окончания занятий, да ещё и в таком состоянии, было бы неразумно, так как у матери был выходной. Лукасу не хотелось отвечать на множество неудобных вопросов. Поэтому он направился туда, где обычно отходил от неприятностей в университете – на крышу закрытого на реконструкцию западного крыла. Строго говоря, нахождение там студентов не поощрялось, но кто бы за этим следил в законопослушной Швеции?
Забравшись наверх, Лукас сел на бортик плоской крыши, который выходил на улицу, чтобы его не было видно с университетского двора. Свесив ноги вниз, он принялся наблюдать с высоты третьего этажа за снующими людьми и думать об ужасном происшествии на паре.
«Ну почему я не мог промолчать! И как теперь на литкритику ходить? С другой стороны, они же были неправы! Мы ведь и правда не в цирке! Но может, я повёл себя нетактично? Фольке, кажется, расстроился. Я не хотел его обидеть. Но он же первый начал! Отвечал бы нормально, а то придумал тоже – дурака валять! А фру Сандберг… преподаватель ещё называется! Нет бы сразу прекратить этот фарс, только подначивала! И всё же, не должен ли я был промолчать?»
Его поочерёдно захлёстывали чувства то вины, то обиды, и непонятно было, какое из них хуже. И что делать с несданным зачётом – тоже непонятно. Видеть фру Сандберг не хотелось вовсе. Как ей что-то устно отвечать, если она даже эссе разнесла в клочья? Да что эссе – самого Августа Стриндберга с грязью смешала…
Как ни странно, воспоминание об этом придало ему оптимизма. Ведь все знают, Стриндберг – не какой-нибудь там студент, он – всемирно известный писатель и драматург! Его книги читаются, а пьесы – ставятся по всему миру! И ими все восторгаются... разве столько народу может ошибаться, а одна Кайса Сандберг быть правой? Нет, разумеется! Значит, в ней говорила злость, только и всего! И эссе она раскритиковала просто потому, что Лукас попался под горячую руку, а так – вовсе он и не бред пишет! И не будет он больше слушать никаких критиков! Вот возьмёт и допишет книгу, получит «Стеклянный ключ», и пусть тогда она говорит, что хочет. Ещё и локти кусать будет, что недооценила его творчество!
«Конечно, мне следовало быть более сдержанным, – решил он. – И всё же, правда – на моей стороне!»
Придя к такому выводу, Лукас повеселел. Что может быть приятнее осознания своей правоты? А сейчас он досидит до конца учебного дня и пойдёт писать следующую сцену. Можно пока проработать детали. Там Свен с историком – надо уже придумать ему имя, чёрт возьми! – отправятся в погоню за похитителем шлема. Конечно, перессорятся раз десять. А потом…
Он так увлёкся, что совершенно не замечал поднявшегося на крышу Фольке, пока тот не схватил его сзади и не оттащил подальше от края , как он делал это всегда. Если что-то находилось не там, где, по его мнению, быть должно – и Лукас не был исключением – он быстро и решительно исправлял сию досадную неприятность, не вступая в переговоры. – Сколько раз я тебя просил не сидеть тут! – воскликнул он. – Ты ведь вечно в облаках витаешь! Замечтаешься и свалишься вниз! – Подумаешь, – огрызнулся Лукас. – Тебе-то что? Иди и дальше перед своей фру Сандберг клоунаду устраивай! Только ты учебным заведением ошибся, цирковая школа находится на Бриннелвэген!
Фольке вздохнул. Вот чего он не любил, так это эмоциональных взбрыков Лукаса. И почему он на всё так реагирует, как будто конец света случился? – Всё дуешься? А между прочим, это тебе надо пойти и поговорить с ней. Ты же хочешь получить свой зачёт? Она уже не злится. Если будешь вести себя, ну… поделикатнее, что ли… – Не буду! Я вообще видеть её не желаю!
Лукас отвернулся, сложив руки на груди. Как Фольке не понимает? После того, что она сделала… После её мерзкого поступка он ещё должен быть с ней поделикатнее! Ха! – Не дури, ты же не хочешь вылететь! – в голосе Фольке зазвучало искренне беспокойство. – Просто признай, что ты был не прав… – Чтооо? – успокоившийся было Лукас взорвался вновь. – Я не прав? Да она!.. Ты слышал вообще, что она сказала? Ну ладно я, но она же и Стриндберга разнесла, а уж он-то писатель получше многих! И ты ещё её защищаешь? – Ну читал я этого Стриндберга, – Фольке пожал плечами. – Ничего особенного. В любом случае, ты – не он, и это нормально. Ты ведь только учишься и можешь допускать ошибки. Ты сам признался, что недоработал эссе, просто переделаешь его и… – Ничего я не собираюсь переделывать! – Лукас чуть не задохнулся от возмущения. – Предатель ты, Фольке! Можешь сколько угодно защищать свою драгоценную фру Сандберг… – Чего мне защищать Кайсу? Она и сама это может сделать! Я о тебе же волнуюсь! – Фольке тоже начал заводиться. Обычно Лукас, видя это, давал задний ход, но сейчас он был слишком раздражён, чтобы успокоиться. – Ах, Кайса, значит? И давно это вы так неформально с ней общаетесь? Может, ты вообще в неё влюбился, вот и встал на её сторону? – С ума сошёл? – Фольке даже не сразу нашёлся, что ответить. – А ещё в кого я, по-твоему, влюбился? Может, во фру Юханссон? – Может и в неё, – согласился Лукас. – Ты же тот ещё ловелас! – Глупости какие! Она же жутко старая! Ей лет сорок, не меньше, – фыркнул Фольке. – Ты, чем ерунду сочинять, лучше пошёл и поговорил бы с фру Сандберг про свой зачёт. Ну или как знаешь, ты уже не ребёнок, чтобы тебя уговаривать. Сам решай, что тебе важнее – учёба или твои обиды!
Развернувшись, Фольке быстрым шагом пошёл к лестнице.
«Свен Весте глазам не мог поверить. Он из сил выбивался, чтобы спасти девчонку, а она! Но глаза его не обманывали: Магдалена Янссон сидела рядом со своим похитителем едва ли не в обнимку! Он что-то шептал ей на ухо, а она смущённо улыбалась, краснея до кончиков ушей. Конечно, удивляться особо нечему. Засранец Юханссон – или как его там на самом деле – был и правда красивым парнем, способным вскружить голову и более искушённой девице, чем эта архивная мышка, погрязшая в своей истории. Выходит, союзницу он потерял, а неприятель, напротив, приобрёл. Впрочем, толку-то от этой Янссон…
Как бы то ни было, он был намерен добраться до кольца Нибелунгов первым, а там подкараулить вора и вернуть шлем!»
Перечитав написанный абзац, Лукас отправил очередной файл Асе. Последние две недели он только и занимался, что своей книгой, совершенно забив на учёбу. Ему не хотелось видеть ни фру Сандберг, ни предателя Фольке, ни сами стены, в которых ему пришлось пережить столь отвратительное унижение. Из дома он выходил, только чтобы встретиться с Асе, да и по интернету общался лишь с ним, отправляя ему главу за главой. Сюжет постепенно приближался к кульминации, и вот уже Свен Весте почти добрался до сокровищницы. Совсем немного осталось до решающей схватки. Любовная же линия развернулась между историком, которую Лукас сделал-таки девушкой, и коварным похитителем. Такой ход показался ему интереснее, да и что скрывать, Свена он считал слишком классным, чтобы сводить с кем бы то ни было. Проще говоря, ревновал собственного персонажа к другим.
Ответ от Асе пришёл, едва файл был отправлен. «Неужели он уже успел всё прочитать?» – удивился Лукас, открывая страницу. Впрочем, в письме не обнаружилось ни слова о присланном тексте. Всё, что в нём было – это один из самых мерзких в истории человечества вопросов, заставляющих вспомнить все свои прегрешения, начиная с разбитой в глубоком детстве вазы. «Ты точно ничего не хочешь мне рассказать?» – вопрошал Асе.
«Что именно?» – откликнулся Лукас, перебирая в мыслях свои проступки с момента их первой встречи. По всему выходило, что ничего серьёзного он не натворил. И чего там Асе себе вообразил? Ответ снова пришёл незамедлительно. «Значит, не хочешь. Хорошо. Я еду к тебе, нам надо поговорить». – Да чёрт побери, что я такого натворил-то?! – воскликнул Лукас. Увы, писать Асе сейчас было бессмысленно, если он сказал «еду», значит, уже выехал. И даже не поинтересовался, кстати, один ли Лукас дома, не помешает ли им кто-то или они – кому-то своим разговором. Это было на него настолько не похоже, что всё время до его приезда Лукас провёл как на иголках, бегая кругами по комнате и заранее придумывая оправдания на все случаи жизни. Поэтому, услыхав, наконец, дверной звонок, он даже испытал облегчение. Которое, впрочем, испарилось, когда перед ним возник Асе. Ещё никогда Лукас не видел его таким разгневанным. – А… что… – начал было он, но договорить ему Асгейр не позволил. – А то! – он схватил Лукаса за рубашку и хорошенько встряхнул. – Какого чёрта ты мне врёшь? – Что значит вру? – возмутился Лукас. Несправедливых обвинений он терпеть не собирался даже от Асе. – Когда такое было, а? – Каждый день! Ты мне говоришь, что у тебя всё нормально, и что я узнаю? Ты две недели не появлялся в университете! Ты вообще понимаешь, что ты на грани отчисления?
Отчисление? За всё это время Лукасу в голову не пришла и мысль о том, что его прогулы могут закончиться плачевно. Да ну, бред! Он легко всё наверстает, вот только допишет книгу… Эту мысль он постарался донести до рассерженного Асгейра. – Ладно тебе, ты преувеличиваешь! С чего ты это взял? У меня всё под контролем! – А твой друг Фольке так не считает, – Асе отпустил его и принялся ходить по комнате, словно измеряя шагами её площадь. – И у него нет причин врать мне. Он сказал, что ты вообще забросил учёбу, и что вопрос о твоём отчислении уже поднимался!
Опять Фольке! За каким хреном он вообще лезет не в своё дело! Лукас уже и сам начал стал раздражаться. – Да ерунда это всё! – воскликнул он. – Нашёл, кого слушать! – Ах ерунда… – Асе совсем сорвало с катушек. – Вот как! По-твоему, вот так врать мне внаглую – это ерунда?! То, что ты скоро вылетишь из института, куда я тебя привёл – тоже ерунда?! Ты, я смотрю, вообще меня ни во что не ставишь, так?! – Ты меня привёл? – не остался в долгу Лукас. – Вот это новости! – А разве нет? Без меня ты бы ни на что не решился, так и гнил бы своём юрфаке, став очередным хреновым юристом! Я поверил в тебя, в твой талант! Чуть ли не за руку тебя сюда приволок, а ты что сделал?! Похерил всё, стоило немного дать тебе волю! И после этого ты ещё считаешь себя взрослым самостоятельным человеком? Так катись ты к чертям, Лукас Хольстрём! Тебе нянька нужна, а не бойфренд! А я не испытываю ни малейшего желания подтирать тебе сопли!
Что? Нянька? Да как он смеет! И ещё его обвиняет, а сам-то, а сам! – Это ты всё разрушаешь! – Лукас чувствовал, что своими руками толкает в пропасть то, что ещё можно спасти, но остановиться не получалось, уж слишком возмутили его несправедливые, по его мнению, наезды Асе. – Ты что, вот так возьмёшь и свалишь из-за какой-то херни?! После всего, что было? – После чего? После твоего предательства?!
Асе явно был на пределе. Обычно такой спокойный, всегда сдерживающий свои эмоции, сейчас он напоминал извергающийся вулкан. Его руки дрожали, в голосе появились истеричные нотки, а от былого самоконтроля не осталось и следа. – И ведь ты даже не раскаиваешься! Плевать ты хотел на меня и мои чувства! Я беспокоюсь о тебе, стараюсь сделать всё, чтобы ты не зарыл свой талант в землю, терплю твои закидоны, как примерная жена гения, мол, ты творец, а я – всего лишь исследователь чужих текстов, но какого чёрта?! Почему я должен всё прощать и всё понимать, в то время как ты не желаешь даже элементарно быть честным со мной! Если у тебя проблемы, что мешало об этом сказать? Почему я должен с ума сходить, гадая, что с тобой происходит? Как я вообще могу тебе доверять после этого?! Что ты утаишь от меня завтра?! Да… да иди ты знаешь куда?!
Его руки сжались в кулаки так сильно, что костяшки побелели, впрочем, он этого, похоже, даже не замечал. Глядеть на него сейчас было по-настоящему страшно. Лукас шагнул к нему, мысленно проклиная в очередной раз свой длинный язык, но Асе шарахнулся, словно боясь окончательно потерять контроль над собой. Быстро развернувшись, он молча вылетел из квартиры, громко хлопнув дверью. Лукас застыл, как остолбеневший, не понимая толком, что сейчас произошло, а потом осознание случившегося накрыло его в один момент, ноги подкосились, он рухнул на пол, и будучи не в силах сдерживаться, разрыдался.
– ... И кстати, о неуспевающих студентах...
Кайса Сандберг поморщилась. Она догадывалась, что Сельма Юханссон, декан литфака, зашла к ней после пар не о погоде поговорить. Сейчас начнётся это вечное: «Почему у вас столько незачётов, не слишком ли много вы требуете от студентов», и всё в этом роде. И чего всех так тянет её поучать? Пусть она и не старейший преподаватель здесь, но предмет свой знает в совершенстве! Однако в присутствии фру Юханссон она чувствовала себя девчонкой-прогульщицей. Декан всегда была безукоризненно вежлива, ни разу не повысила голос, и всё же у Кайсы складывалось впечатление, что она на неё давит своим возрастом, опытом, да и самим фактом своего существования. – Мой зачёт провалили четверо, – угрюмо откликнулась Кайса. – Проблема в их эссе. Я не требую ничего сверхъестественного! Но они не справились даже с такой простой задачей! Биргитта Свенссон не раскрыла тему и идею произведения, Нильс Линдквист… – Я хотела поговорить с вами о Лукасе Хольстрёме, – начала фру Юханссон. Кайса нахмурилась. – Ах этот, – протянула она. – Хотите ознакомиться с его писаниной? Если это не издевательство, то я не знаю, как это ещё назвать! – Он уже две недели не появляется в университете, – сообщила фру Юханссон. – Даже на зачёты не ходит. Уже поднимался вопрос о его отчислении. Его друзья говорят, что всё началось после ссоры с вами… Я вполне допускаю, что он был неправ, но мальчик действительно талантлив и… – И что? – невозмутимо отозвалась Кайса. – Это не повод подсовывать мне невнятный бред под видом эссе и надеяться, что прокатит. Впрочем, я готова принять у него зачёт устно, как и у остальных не сдавших. Он сам не желает. Я должна за ним бегать? – Возможно, вы были слишком строги с ним? – предположила деканша. – Не более чем с другими, – отрезала Кайса. – Я ставлю оценки за знания, а не за красивые глаза!
Сельма Юханссон вздохнула. Кайса упрямо сжала губы. Уступать она не собиралась, но и доказывать свою правоту не любила. Ну какой смысл в объяснении очевидных вещей? Нужно быть идиотом, чтобы не понимать элементарного.
Она окончила этот же факультет три года назад, после чего осталась здесь в качестве преподавателя. За это время у неё не раз возникали разногласия со студентами. Лукас Хольстрём был далеко не первым, кто выбежал из аудитории в истерике, однако остальные всегда возвращались, просили прощения, сдавали пропущенные темы и учились дальше. А этот? Кем он себя возомнил? Непризнанным гением? Ха! – Вы не допускаете мысли, что иногда бываете слишком категоричны? – фру Юханссон говорила мягко, но каждое слово казалось Кайсе попыткой прогнуть её, чего она позволять, разумеется, не собиралась. – Иногда? Я всегда категорична, – своим тоном она ясно давала понять, что не считает это недостатком. – Потому что чёрное – это чёрное, белое – это белое, дважды два в десятеричной системе счисления равняется четырём, а скверная писанина остаётся скверной, будь её автор хоть нобелевским лауреатом!
Фраза «И я бы попросила вас не учить меня, как мне делать моё дело» вслух произнесена не была, но подразумевалась совершенно отчётливо. – И всё же, попробуйте поговорить с ним.
Спокойная вежливость фру Юханссон не обманула Кайсу. Это был приказ, и не подчиниться ему было чревато последствиями. – Уверена, вы сумеете договориться. Я не прошу ставить ему зачёт за красивые глаза. Пускай придёт и ответит вам устно, а вы объективно оцените уровень его знаний. – Пусть приходит, я разве против?
Кайса уложила в ранец, напоминающий школьный, свою тетрадь, накинула, не застёгивая, красную курточку, скорее осеннюю, чем зимнюю, и выключила свет в кабинете. – До свидания, фру Юханссон. Я подумаю над тем, как решить эту проблему.
Она вышла из аудитории, выпустив деканшу, закрыла за собой дверь и спустилась вниз. Оставив ключ на вахте, Кайса выбежала на улицу и чуть не столкнулась с вовремя среагировавшим Фольке Ларсеном. – О, добрый день, фру Сандберг! – расплылся в улыбке Фольке. – Добрый, – кивнула она. Не то чтобы она считала его таковым, но когда улыбается это рыжее гиперактивное чудовище, трудно не улыбнуться в ответ. – Скажите, Фольке Ларсен, у вас есть ещё дела в университете, или вы собираетесь домой? – Да нет, я уже освободился, – откликнулся Фольке. – А вы сейчас к метро? Пойдёмте вместе! – Пойдёмте, – согласилась Кайса. – Я как раз хотела с вами поговорить. – Отлично! – обрадовался Фольке. – Только вы бы застегнулись, холодно же. – А… ну да, – Кайса быстро дёрнула вверх молнию на куртке. – Меня беспокоит ваш друг, Лукас Хольстрём. Он что, не собирается сдавать зачёт? Я же не смогу иначе допустить его до экзамена.
Фольке помрачнел. – Лукас не желает меня слушать, – грустно сообщил он. – Говорит, что я предатель, раз встал на вашу сторону, и ещё… глупости всякие. Он сейчас вообще дома заперся, кажется, у него депрессия или что-то в этом роде. Он же с Асе расстался из-за зачёта этого. – Что? – Кайса резко остановилась. – Вы хотите сказать, его бросил бойфренд только из-за того, что Хольстрём не сдал литкритику? – Ну не только, – пытаясь сформулировать свою мысль, Фольке нахмурил лоб. – Он же вообще учиться перестал. А Асе, он вроде как сильно целеустремлённый. Втемяшилось ему в голову написать вот такенную монографию, – он развёл руки, как заправский рыбак, – и он прёт к этой цели, только ей и занимается. А Лукас не может так. Вот, понял. У Асе требования слишком высокие, к себе и к другим. Но он не понимает, что люди – разные, и не все так могут. Ну и Лукас его разочаровал своим отношением к цели. Ну, я так понял. Может, и ошибаюсь, я же глупый. – Поумнее многих, Фольке Ларсен, уже хотя бы потому, что гения из себя не строите, как большая часть тут… – Кайса фыркнула. – Да, ну и дела. Заварила я кашу. – Вы не виноваты, фру Сандберг, – поспешил заверить Фольке. – Откуда вы могли знать, что Лукас так эмоционально отреагирует, а сочинение он и правда недоработал. Я постараюсь ещё с ним поговорить, когда он маленько успокоится.
За разговором они подошли к метро. Им нужно было на разные ветки, поэтому они попрощались и разошлись. Всю дорогу до дома Кайса прокручивала в голове две недавние беседы. Что же это получается? Она просто делала свою работу – и делала её хорошо! Но она никогда не задумывалась о том, что её слишком серьёзное отношение к предмету могло обидеть кого-нибудь из студентов, обладающих особо тонкой душевной организацией, настолько, что он вовсе забросит учёбу. А уж что это может повлечь последствия и в личной жизни…
«Впрочем, что бы ты знала о личной жизни, Кайса, – включился механизм самобичевания, – Ведь у тебя её никогда не было и не будет. Кому ты нужна такая со своим мерзким характером?»
Добравшись до дома, Кайса сунула в шкаф куртку, кинула на кровать ранец и, проигнорировав полку для обуви, оставила ботинки на коврике у двери. На мгновение её взгляд упал на зеркало во весь рост, висящее на стене. Да уж, ну и вид! Школьница и школьница, только косичек не хватает. Может, стоит сменить имидж? Ну там, поменять гардероб на более взрослый, сделать стрижку, не напоминающую о ссоре с расчёской? Глядишь, тогда фру Юханссон начнёт воспринимать её посерьёзнее и прекратит шпынять почём зря. При мысли о том, что придётся таскаться по магазинам, да ещё и постоянно причёсываться потом, Кайсу передёрнуло. Ну уж нет! Вот эта юбка, например, она её уже лет пять носит и ничего, она же ещё не рассыпается, зачем покупать новую? Она и так всегда сумеет дать отпор деканше!
Не вспомнив об ужине, Кайса включила нетбук, завалилась с ним на кровать и принялась печатать рецензию о новом романе Ларссона для Aftonbladet, но работа не шла. В голове продолжали вертеться самоуничижительные мысли.
«Ну и какой я после этого преподаватель? Меня вообще нельзя подпускать к детям, раз я такая нечуткая! А что если в следующий раз какой-нибудь нервный студент и вовсе пойдёт в окно выйдет из-за того, что я его раскритикую? С них станется, а я, как ни посмотри, виновата буду. Правильно говорила фру Юханссон, что мягче с ними быть надо, они же только учатся! Надо что-то с этим делать!»
Приняв такое решение, она притянула к себе свой ранец и вытащила из него «тетрадку смерти», где, помимо всего прочего, были записаны и все данные студентов тех групп, в которых она вела литкритику. Отыскав нужное имя, Кайса быстро схватила телефон и принялась набирать указанный в тетради номер.
Телефон прозвенел приглушённо, как будто издалека. Лукас лежал на кровати, словно укутанный в кокон из тишины, через который с трудом пробивались звуки, и смотрел в потолок. Не было ни сил встать, ни мыслей в голове, лишь пустота и разрывающийся от звонков сотовый.
Первое время Лукас хватался за трубку, едва заслышав знакомую музыку, но убедившись, что это не Асе, отбрасывал мобильник, невольно жалея, что на его "ископаемом" нельзя настроить отдельную мелодию и не рвать себе душу каждый раз. Однако теперь звонивший, кем бы он ни был, оказался весьма настойчивым. Игнорировать не получалось, поэтому Лукас был вынужден ответить. – Только не клади трубку! Мне надо с тобой поговорить!
Лукасу вообще ни с кем общаться не хотелось, но голос Фольке звучал слишком взволнованно, поэтому он решил проявить великодушие. – Ну говори, предатель, – милостиво разрешил он. – Опять ты за своё! Ты мне скажи, ты в университете появиться не собираешься? Зачётная неделя же идёт! Не допустят к экзаменам, вылетишь! Фру Юханссон уже спрашивала про тебя! Куда ты пропал? Даже телефон не берёшь… – Не трещи, – оборвал словесный поток Фольке Лукас. – Лучше скажи, нафига мне теперь университет этот, если меня Асе бросил? – В смысле бросил? Вы что, поссорились? Из-за чего? – Из-за того. Из-за Кайсы твоей обожаемой! – ответил Лукас, закусывая губу и понимая, что снова разбередил все, но останавливаться было поздно. – Я из-за неё вообще даже появляться на факультете не хочу! А он мне заявил: «Ты меня обманываешь, ты не учишься, я тебя за руку притащил, ты зарываешь талант в землю…» То что я, между прочим, писал все это время не поднимая головы, его не волновало! Я же сделал не по его! – Не заводись, эй, – теперь в голосе Фольке появились виноватые нотки. – Прости, я не знал. Но даже если так, это не повод бросать учёбу! А как же твоя книга и «Стеклянный ключ», и всё такое? И прекрати называть фру Сандберг моей, глупости какие! – А у самого глаза сердечками, когда про неё говоришь, я даже отсюда чувствую! – заорал Лукас, успев себя мысленно обругать за такой выпад ниже пояса, но не успев заставить заткнуться. – Катись к ней и оставь меня в покое, предатель Фольке!
С этими словами он нажал на отбой. На него снова нахлынули обида и жуткая смесь злости и вины, но это было лучше, чем пустота последних дней. С момента ухода Асе он словно впал в анабиоз. У него не было сил ни на что. Он не выходил из дома, не мыл голову, не чистил зубы и даже почти не ел. Мать за несколько дней до этого уехала в командировку, отец же не замечал ничего, кроме своих формул, поэтому бить тревогу было некому. В первый день Лукас пытался позвонить Асе, но едва услыхав его голос, разрыдался и уронил телефон, не сумев выдавить из себя ни слова. После этого он по большей части лежал на кровати, не в состоянии даже думать и говорить. Эмоции то захлёстывали его волной, заставляя тихо скулить, то полностью отступали, как это было в последние два дня. Звонок Фольке немного встряхнул его. Впервые за всё время он задумался о том, сколько дней он так лежит и насколько это нормально.
«Кажется, у меня едет крыша, – решил он. – Это же неправильно, вот так ничего не делать! Нужно что-то предпринять, но что?»
Ответ пришёл почти мгновенно. Писать, конечно же! Что ему еще осталось, собственно? Лукас перебрался в кресло и включил ноутбук, стоящий на столе. Дождавшись загрузки системы, он открыл файл с книгой. Однако продолжить работу над ней не получилось. Стоило бегло пробежать текст глазами, как в голове снова зазвучали комментарии знакомым голосом, который тогда был таким родным, а сейчас воспринимался издевкой. Пару секунд он сидел, стискивая кулаки и уставившись в столешницу, затем создал новый лист и напечатал два слова: «Привет, Асе!»
«Напишу ему письмо, – подумал он. – Раз не получается поговорить так. Надо это закончить как-то, иначе это всё просто сожрет меня»
«Привет, Асе! Может, ты захочешь удалить это письмо, не читая, но для меня очень важно, чтобы ты его прочёл. Это моя последняя просьба. Зачем я его пишу? Наверно, это можно назвать оправданием. Я хочу, чтобы ты знал правду. Что бы ты ни решил потом для себя (наверно, уже нельзя написать "для нас"?), я хочу, чтоб ты видел обе стороны. И знал мою правду".
«Я совсем как Стриндберг, – с полувсхлипом-полусмешком подумал Лукас, окинув взглядом написанное. – Слово безумца в свою защиту, чтоб его. Да, Асе, ты моя жена гения. Сбежавшая жена, от такого вот... гения».
Смех временами накатывал на него, пока он писал дальше.
«Прежде всего, мне не все равно и никогда не было все равно. Но наверно, я должен был это как-то лучше проявлять. Как-то показывать. Я думал, что в демонстрации это не нуждается. Что все вокруг и так видят, как много ты значишь для меня, – и уж конечно, что это видишь ты сам. В этом я, видимо, и был неправ. Если ты настолько мне не доверял, как я увидел это в нашем последнем разговоре...»
Лукас на мгновенье закрыл лицо руками, затем продолжил:
«...значит, тому были причины. Были поводы, которые подал я сам. В этом я тоже был неправ. В своей невнимательности. В своей беспечности, когда я просто не замечал, что делаю тебе больно. Что не даю тебе того, в чем ты нуждаешься. Что я был слишком в себе. Я себя вел очень самонадеянно, тут ты тоже прав. Я же совсем не думал о том, что будет, если я потеряю тебя. Мне было слишком страшно, и я эти мысли всегда гнал. И вот как всё кончилось. Это всё равно что оглохнуть или ослепнуть. Ты можешь быть скажешь, что я на жалость давлю?.. Нет, совсем нет. Я просто хочу, чтоб ты понял, что мне действительно не всё равно. Может, ты теперь почувствуешь себя... отмщённым. Я и тому буду рад. Пытаться повлиять на твоё решение? Было бы смешно отрицать, я этого хотел бы. Но надеяться на это еще смешнее. Уж хоть настолько-то я тебя узнать и разглядеть успел…» – Не поверит, – прошептал Лукас с тоской. Всегда, стоило ему начать перед Асе открываться, у того в словах, в лице начинал мелькать фоном этот вопрос – "Чего ты добиваешься?" Однажды они даже говорили на эту тему, во всяком случае, – пытались поговорить, но толку из этого вышло немного. "Чтобы ты услышал меня", – сказал Лукас. "Это я понимаю", – Асе тогда отмахнулся. – "А зачем?"
И это было причиной, вдруг то ли понял, то ли вспомнил Лукас, почему он некоторые вещи от Асе скрывал. Да потому, чёрт побери, что тот всегда ждал подвоха. Постоянно искал в его чувствах двойное дно. «И сейчас он подумает, что я просто навязываюсь и пытаюсь его вернуть. А ведь это не так».
Что?..
Это не так.
Он не хочет возвращать Асе.
Он с самого начала это знал, ещё когда написал приветствие, но по-настоящему понял только сейчас.
Лукас растерянно посмотрел в окно, за которым было уже совсем темно. Он не заметил, как наступила ночь.
Он не хочет его возвращать. Признавая все свои ошибки, Лукас чувствовал, что поступок Асе сломал что-то и в нем. Что теперь уже и он сам не сможет доверять так, как доверял до этого, воспринимать его своей музой, своим ангелом хранителем. Даже если он заслужил такое обращение, это было слишком больно. Он не находил в себе сил строить отношения заново. Стакан разбился, кто бы ни был виноват. Он повел себя безрассудно, а Асе – безжалостно. Они оба ранили и унизили друг друга. – Он ведь считает, что я его предал. А я и не догадывался, что шаг в сторону рассматривается как побег, до тех пор, пока вот так не свернул и не попытался принимать хотя бы мелкие решения самостоятельно. Но что же ждало бы нас дальше?
Неожиданно он понял, что очень замерз. Накинув кофту и следя за закипающим чайником, Лукас продолжал размышлять, мельком удивляясь, что эта способность вернулась к нему, а мысли, приходившие ему в голову, шокировали его – оказывается, испытывать шок он тоже все ещё был способен.
Всю неделю он с такой отчаянной надеждой, с трепетом ждал, что Асе позвонит ему или даже придет. Даст ему шанс. Лукас понимал, что вцепился бы в этот шанс. И пытался бы «соответствовать», пытался быть таким как нужно, заслужить прощение — может быть, годами. Перспектива ужаснула его. Он не верил, что сумеет изменить себя настолько, чтобы дать Асе то, в чем тот действительно нуждается — он даже смутно не представлял, каким на самом деле должен быть, и понимал только, что таким отнюдь не является. Жить как в подполье — и однажды все равно засыпаться. И чем позже — тем страшнее, мучительнее станет развязка.
«А может быть мучительнее, чем сейчас?» — спросил он себя, и понял — да, может.
Но будь у него шанс, он бы все равно схватился как утопающий за соломинку, это он понимал тоже. Как же ему повезло на самом деле с Асе — который ему этого шанса не дал.
Выпив чаю с пирогом, Лукас вернулся в кресло, да так там и заснул, погрузившись в раздумья. Проснулся он уже скорее днем, чем утром, и открыл недописанное письмо снова. Конечно, вываливать на Асе всё, заполнявшее его голову этой ночью, было бы жестоко. Но кое-что он чувствовал себя должным добавить:
"Только теперь, лишившись твоей поддержки, общения с тобой, я понял, как много ты для меня делал. Ты ведь и в самом деле открыл во мне писателя. Я, правда, не знаю, как скоро начну писать снова, после того, что случилось. Но я обязательно продолжу. Потому что, поверь, даже если я совершал ошибки, в моих планах не было испортить то, что мы делали вместе. И я закончу, обязательно. Может не вместе с тобой, но в каком-то смысле ради тебя. Но и ради себя тоже".
Он замешкался, не зная, следует ли подписать письмо "Любящий"? У него не было теперь уже этой самой любви, только кровоточащая дыра на ее месте. Но ведь тогда, раньше, любовь была — и была настоящей...
В этот момент раздался звонок. На секунду Лукасу всё-таки представилось, что это может быть Асе, но номер был незнакомый. – И кому я там понадобился? – проворчал он, но трубку взял. – Добрый день, Лукас Хольстрём, – знакомый голос и не менее знакомая манера называть собеседника полным именем не оставили сомнений в личности звонящего. Лукас чуть со стула не сверзился от удивления. Уж от кого он точно не ждал звонка, так это от Кайсы Сандберг. – Подозреваю, вы не особо рады меня слышать, однако нам необходимо прояснить один вопрос…
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
Начнём с мелочи. Спецквест, драббл "Клуб неанонимных первологиков".
Название: Клуб неанонимных первологиков Автор: Хеллечка, вестимо. Размер: драббл, 604 слова Пейринг/Персонажи: 1Л, 2Л, 3Л (2 шт.), 4Л Категория: джен Жанр: юмор Рейтинг: G Краткое содержание: ток-шоу «Клуб неанонимных первологиков» и вопрос века – почему же 1Л так много.
читать дальше– Добрый вечер, леди, джентльмены и неопределившиеся! – бодрый голос ворвался в уши миллионов телезрителей, едва умолкла знакомая музыка заставки и с экранов исчез логотип телеканала «Псих&йог». – В нашем эфире лучшее ток-шоу «Клуб неанонимных первологиков» и я – первологичный до чёртиков ведущий – Василий Пупкин! На заднем плане раздались бурные аплодисменты, и в сете софитов возник невысокий вертлявый парень с оттопыренными ушами. – И сегодняшняя тема: «Нас – рать!» Поговорим о том, почему же в мире так много первологиков. Давайте познакомимся с нашими гостями. Расскажите нам о себе.
Он подошёл к четырём креслам, где сидели участники программы, и вручил микрофон симпатичному блондину в стильном костюме. – Здравствуйте. Меня зовут Саша, и я – первологик, – представился тот. – Почему вы так решили? – спросил ведущий. – Меня на форуме протипировали, – ответил Саша. – Я заполнил анкету, и мне сказали, что у меня явно первая логика. – И вы поверили? Просто так, без всяких доказательств? – ужаснулся Василий Пупкин. – Ну да, а что? Наверное, люди в этом разбираются, раз там сидят. – Вот! Вот, дорогие товарищи, почему у нас так много «первологиков»! – не выдержал второй участник. – Типируются левой пяткой, потому что! Если это образец первой логики, то я – балерина!
Танцовщицу балета этот полноватый седовласый господин напоминал меньше всего на свете. Ведущий немедленно повернулся к нему. – Представьтесь, пожалуйста, нашим телезрителям. – Меня зовут Владимир Сергеевич, – заявил тот. – И вот я – действительно первологик. Я могу это обосновать. Во-первых, я считаю, что большинство людей – идиоты. Во-вторых, я люблю спорить и всем доказывать, что я прав – это явно говорит о доминирующей логике. И она высокая, потому что я всегда побеждаю в спорах. Я могу часами обосновывать своё мнение, пока его не поймёт даже последний четвертологик… – Это ещё ничего не значит, возможно, вы просто зануда, – встряла в разговор третья участница – тощая остроносая девица с россыпью конопушек на щеках. – Меня зовут Натали. Я согласна, что большинство так называемых первологиков просто неправильно типированы. Разумеется, ни один носитель первой логики не поверит никому на слово. Он досконально расспросит типировщиков, потребует доказать! Ну и то, что вы побеждаете в спорах, – она повернулась к Владимиру Сергеевичу, – ничего не значит. Может, у вас первая воля, и вы просто продавливаете человека. А первологик вовсе и не обязательно станет спорить. Ему плевать на ваше мнение, вот и всё. Я, к примеру, могу согласиться с любым, даже самым дурацким мнением и обосновать его, если меня попросят. Мне же не трудно, я люблю применять свою первую логику. А потом могу обосновать противоположное, и… – Придумал! – радостно запрыгал ведущий. – Давайте устроим дискуссию! Каждый из вас попробует убедить всех в том, что он – настоящий первологик, а не типированный через энное место. Как же я люблю дискуссии! Ведь это лучший способ проявить свою логику!
Не прошло и минуты, как в студии закипели нешуточные страсти. Владимир Сергеевич, Натали и Василий Пупкин в попытках доказать, кто тут самый первологичный первологик, приводили всевозможные аргументы, всё больше и больше распаляясь. После высказывания Владимира Сергеевича, что человек с первой логикой никогда не надел бы в такую погоду такую лёгкую кофточку, а значит, Натали ни разу не первологик, всеми забытый Саша не выдержал и вполголоса поинтересовался у последнего участника шоу – высокого парня с множеством тёмных косичек на голове, тихо сидящего в своём кресле – что здесь вообще происходит и почему они так громко кричат всякие глупые вещи. – Потому что идиоты, – фыркнул тот. – Я вот знаю, что у меня первая логика, однако не имею ни малейшей потребности кого бы то ни было в этом убеждать. Было бы перед кем метать бисер. Я знаю правду, а что там думают на этот счёт остальные семь миллиардов людей – да в гробу я видал их мнение. Хоть горшком назовите, только в печку не ставьте. Кстати, меня Жека зовут. Может, свалим отсюда, а? – А пошли, – легко согласился Саша, и они под шумок покинули студию.
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
А кто смотрел "Гли" всю ночь? Хеллечка! Всё же очень вовремя sillvercat мне про него напомнила) Вот это как раз то, что мне сейчас нужно, правда. И вообще, я всегда любила всякие фильмы-мюзиклы-оперетты и тому подобное, где песен и танцев больше, чем глубокого философского смысла)) Это хорошо так разгружает мозг и поднимает настроение. И я много раз жалела о том, что в реале всё устроено не так. Только представьте: если вы испытываете какую-то эмоцию или чувство, или у вас проблема или что-то ещё, вы просто сразу же вспоминаете подходящую песню и начинаете петь (конечно же, у каждого есть слух и голос при этом)) и танцевать. И тут же софиты-конфетти-дым и прочие спецэффекты откуда ни возьмись, и все вокруг подпевают и танцуют вместе с тобой так слаженно, как будто год репетировали... Красота же! Насколько же веселее было бы жить в таком мире. И понятнее. Есть эмоция - спел, выразил. Эмоция у другого? Послушал песню, всё понял. Круто, не, ну правда же.
Ещё одну серию - и спать. А то Квинн в аварию попала, а Рэйчел и Финн собираются пожениться. Должна же я узнать, чем всё это закончится.
Суть проста: вы называете мне персонажа из фандома, который я знаю и могу что-то сообразить, реально или потенциально, а я выбираю "своего" персонажа по этому фандому и пишу по ним скетч/однострочник/драббл на ту тему, номер которой вы мне обозначите.
список моих любовий/фандомов вы знаете.
Дважды одну тему брать нельзя, пока предыдущая заявка по ней еще не выполнена. Пейринги могут получаться разные, вплоть до крэковых, если совсем не хотите кого-то, укажите в примечаниях, пожалуйста. Если можно замутить кроссовер, тоже указывайте в примечаниях!
1)Кошмар: Я напишу о своем персонаже, который видит вашего в кошмаре, или наоборот. 2) Поцелуй: Я напишу, как наши персонажи целуются, это может быть невинно или страстно. 3) Травма: Я напишу, как ваш или мой персонаж переживает какую-либо травму. 4) Убийство: Я напишу, как мой персонаж убивает вашего, или наоборот. 5) Дом: Я напишу, как наши персонажи живут вместе. 6) Праздник: Я напишу, как наши персонажи вместе встречают праздник. 7) Розыгрыш: Я напишу, как наши персонажи разыгрывают друг друга. 8) Шрамы: Я напишу, как мой персонаж трогает шрамы вашего, или наоборот. 9) Рисование: Я напишу, как ваш персонаж рисует моего, или наоборот. 10) Тепло: Я напишу, как согреваются наши персонажи. 11) Утешение: Я напишу, как мой персонаж комфортит вашего, или наоборот. 12) Выпивка: Я напишу, как наши персонажи вместе пьют. 13) Игра: Я напишу, как наши персонажи вместе во что-то играют. 14) Любовь: Я напишу, как у наших персонажей начинается роман. 15) Смерть: Я напишу, как мой персонаж оплакивает вашего, или наоборот. 16) Ненависть: Я напишу, как наши персонажи ненавидят друг друга. 17) Соблазнение: Я напишу о том, как мой персонаж пытается соблазнить вашего, или наоборот. 18) Старость: Я напишу, как наши персонажи вместе стареют. 19) Песня: Я напишу, как наши персонажи вместе поют или играют на музыкальных инструментах. 20) Ребенок: Я напишу, как наши персонажи вместе растят ребенка. 21) Стихи: Я напишу, как мой персонаж читает вашему стихи, или наоборот. 22) Безумие: Я напишу о своем персонаже, как о пациенте психлечебницы, а о вашем, как о докторе, или наоборот.
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
И третью пятницу подряд на обед дали макароны! Что это, если не доказательство того, что ЛММ - существует и заботится о детях своих, ниспосылая им лапшу для причастия в святой день? Если бы я ещё не была пастафарианкой, я бы сейчас непременно воспользовалась возможностью принять пастафарианство на 30 дней, чтобы протестировать, как предлагает Евангелие.
А вообще я чо хотела сказать. На социофесте открылся новый тур, все уже заценили заявки? Я ни одной оставить не успела, но аж 5 утащила в свои закрома на поисполнять, если будет время и вдохновение. Это здесь, если кто не в курсе: sociofandom.diary.ru/p196654300.htm?from=last&d...
А ещё у меня наблюдается острая нехватка апельсинов в организме. Ничо не могу поделать, меня переклинило на этом овоще, если за день не сожран ни один апельсин - БОЛЬ ТЛЕН БЕЗЫСХОДНОСТЬ. Пойду домой - ещё куплю. Как там поётся: "Последние деньги трать, не бойся - будут ещё..."
На выходные никаких планов. Куда б пойти, куда податься...
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
Благодаря sumerki86, я вчера впервые после возвращения попала на встречу с сёстрами и братьями по вере. Мы обсуждали дела насущные, пастафарианские, подготовку к Празднику и всё такое, а после играли в эпичную игру "Жизнь депутата Милонова", которую притащил Димко - мой старый знакомый ещё по "Загадочному дурДому". Это было очень прикольно, ведь мы всё это ещё и изображали. Кто-то рисовал Мишу с родителями на Олимпиаде, кто-то запрещал ЛГБТ в Сирии, ну и, конечно, все давали пресс-конференцию "Берни-ТВ", переименованному незнакомыми с сабжем пастафарианцами в "Брбр-ТВ". Ну эту часть в полной мере смогли оценить только мы с Сумерки, но, думаю, остальным тоже было весело.
Всё это навело меня на самые благочестивые мысли, коим я предавалась сегодня весь рабочий день. Я даже в свободное время перечитала Евангелие, сделала несколько отметок для того, чтобы потом вернуться к этому и хорошенько поразмыслить на тему, и написала ещё один пастафарианский гимн. Жаль, не могу написать музыку и спеть, а то выпустила бы альбом)) Надо найти каких-нибудь поющих единоверцев или очень коварный план.обратить в пастафарианство Айрис хД А чо, есть же такое направление в музыке, как христианский рок, например. А мы чем хуже?
Моя новая песня называется "Его лапша на моих ушах". Да, в иных религиях выражение "вешать лапшу на уши" имеет негативную коннотацию, но не у нас, разумеется. Какой негатив может быть в ЛАПШЕ? Ведь это тело Его! "Вешать лапшу на уши" - значит просвещать, открывать истину, проповедовать - в общем, нести свет знаний о пастафарианстве и других ништяках.
А завтра - Пятница! И я уже думаю, какую пасту и по какому рецепту приготовить. РАминь!
ЗЫ: в прошлую пятницу я навешала лапшу на уши моей коллеге с Радуги по асечке. Вчера она написала мне, что среда - это маленькая пятница, поздравила меня и мы ещё немного поговорили о пастафарианстве. Её определённо коснулась Его Макароннейшая Десница, и я очень за неё рада.
Эта песня ассоциируется у меня с одним из пейрингов Айти-фэндома, потому что я переделывала её под них на ФБ. Это моя любимая переделка по АйТи, тут идеальное попадание в персонажа. Я знаю, "Металлика" поёт о другом, но я с первых же нот слышу: "Импульс мозг прошил, меня уж не спасти, все правила забыл, кто создан их блюсти..." Суровый Макс - антивирус, созданный чтобы защищать компьютер от вредоносных программ, логик до самых исходников, Долг превыше всего, на страже Закона и Порядка, все дела... Наглый вирус-Гамлет, сильный, коварный, яркий, эмоциональный... любовь, ненависть, дуализация, бешеные страсти - Бета такая Бета. "Крышу рвёт, плавит код, и сам Юзер не спасёт..." Короче, любителям максогамов всячески рекомендую. Сама я не то, чтобы шиппер, но я фанат всей Вселенной Лекси, так что я не могу не любить песню, которая ассоциируется с персонажами оттуда.
Это одна из моих любимых песен у Fleur. Мне в принципе нравятся их песни, они очень белоинтуитские в большинстве своём, моя волна. И голос нравится, и манера исполнения, некоторая монотонность... Мне кажется, что песни, написанные мной для Dies Irae, должны исполняться таким голосом и в такой манере. В этой конкретной песне мне ещё и текст очень нравится. ну, он такой... правильный, в общем.
"Но есть мы! Раскачаем этот мир, или волки, или мы..." Бетанщина, но какая же классная. Очень бодрит, знаете ли. Поскачешь по квартире с воплем: "Раскачаем этот миииир!" и вроде как даже не всё так уж и печально. Настроение улучшает, в общем. Суггестирует даже. Этакая музыкальная замена бодрящих пиздюлей. Суррогат, но на время срабатывает.
Оу, это была любовь с первого взгляда на название. Только вчитайтесь - "Перекати-полька". Ассоциации с перекати-полем - символом бродяги, вечного странника, человека Дороги и полькой - весёлым быстрым танцем. Кто танцует перекати-польку? Человек, лёгкий на подъём, незамороченный, такой, каким я хочу быть. Ну а когда послушала песню, влюбилась окончательно, настолько она моя оказалась.
У людей заделы и завалы, Кухня с холодильником и кровать. А меня осталось слишком мало, Чтобы что-нибудь своим назвать. У людей проблемы и пробелы, У людей работа и семья. Ну а я забыла всё что имела, Перекати-польку танцую я.
Ещё одна песня, которая бодрит и вдохновляет. Танцуй! Что бы там ни было - танцуй свою перекати-польку, а крышка гроба - она, конечно, накроет, но ведь не сейчас. Танцуй, хоп, хоп!
Просто посмотрите на мою подпись) Это не просто моя любимая песня "Мельницы" и одна из любимых вообще - это просто моя песня. Это мой мир. Здесь правильно всё: слова, музыка, голос, интонации... Это на уровне ощущений, не обяснить словами. Просто это моё.
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
Будущего нет. Не надо искать в этих словах пессимизм, уныние или обречённость, это просто факт. Не существует никакого Будущего, я в него не верю. Просто каждую следующую секунду рождается новое Настоящее. Это немного страшновато, ведь нужно искать своё место в нём, а это сложно, если связь с этим Настоящим такая иллюзорная. Трудно быть здесь и сейчас, когда хочется быть вне всего (с). С одной стороны, охота чтобы как положено, чтобы нормально, а с другой - зачем? Кем положено? Почему это нормально? И начерта мне, извините, это надо? А потом оно превращается в Прошлое. И тут уже всё просто. Было и прошло, а опыт - остался. Прошлое - это легко, его всегда можно повернуть как угодно. И в конце концов, всё уходит в Вечность. А в масштабах Вечности не имеет значения ничего, кроме Смысла. И стоит ли строить планы на Будущее, пытаться вписаться в Настоящее и думать о Прошлом, если это никак не приблизит к Вечности и Смыслу?
А я не гуру с горы, чтобы создавать свою секту или учение, пусть мой тип и называется "Идеолог". Я просто ищу свой Смысл. Конфликт Вечности и Настоящего? Ок, я знаю, чью сторону я займу в нём. К чертям это ваше Настоящее, я в нём только до лета. А потом - только Дорога, только Вечность, только Смысл. Ведь должны же у меня быть летние каникулы? Должны, я считаю! ...и будь что будет...
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
Что-то мне внезапно захотелось досмотреть-таки "Гли". Ну я знаю почему, это всё из-за фика sillvercat, я не могла его пропустить, отэпэшечка же, ну... Кстати об отэпэшечках. Вот я категорически не могу понять клейнеров, ибо пейринг сей уныл чуть более, чем моя жизнь. Ну правда, в нём нет никакого потенциала. Да, хороший автор по любому пейрингу напишет шедевр, никто не спорит, и в конкретном гениальном фике я могу с радостью слопать клейн и попросить добавки. Но что в нём интересного в самом по себе? Просто пара сладких мальчиков. Хотите, чтобы у вас слиплась попа? Клейн - ваш выбор. Единственный аргумент, который я слыхала от клейнеров звучал так: "Но Карофски же страшный!" Ну чо я могу сказать. Во-первых, Блейн тоже не красавец, да и Курт, если подумать, на их фоне может и няшечка, но сам по себе - ничего особенного. Во-вторых, а чо, только красивенькие у нас заслуживают любви, отношений, жаркого секса и прочих ништяков? Фу быть лукистом, фу! А вот Куртфоски - то да, пейринг сам по себе охрененный. В нём такой внутренний конфликт, такой потенциал... Кто не смотрел, только представьте: Жуков с третьей волей и внутренней гомофобией и открытый гей, достаточно манерного вида (Гамло, скорее всего), один из тех школьных лузеров, которых нормальным парням полагается пиздить, а не влюбляться в них. Круто же. Если выдержать характеры, то любой фик с такой парой будет интересным, по-моему. Не, ну каждому своё, конечно. А я сейчас сижу в "Ульянке" и докачиваю серию. Ибо воистину. Буду досматривать.
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
Есть одна вещь, к которой я так и не привыкла за 28 лет жизни. Каждый раз сталкиваясь с этим, я очень искренне офигеваю от того, что такое вообще возможно. Это когда тот или иной поступок\те или иные слова\события\явления и т. д. трактуются другими людьми не так, как мной. Нет, я охотно признаю чьё угодно право на своё неправильное мнение (если оно не является сексистским, расистским, гомофобным, и т. п., уж сорри, к мудакам я не толерантна, но перед спорами с ними я ем, так что всё ок)). Собственное мнение - это слишком большая ценность для меня, чтобы я пыталась лишить его других. Я самое идиотское мнение буду уважать, лишь бы оно у человека было. Меня несказанно удивляет сам факт, что кто-то что-то воспринимает не так, как я. Как это возможно? Ведь всё же так однозначно! Чёрное - это чёрное, красное - это красное, дважды два в десятеричной системе счисление равно 4, синие занавески означают синие занавески, а если я говорю "утки улетели на йух в половине пятого", значит я имею в виду, что утки улетели на йух в половине пятого. Какие вообще могут быть иные трактовки? оО В общем, если что-то кажется мне очевидным, то сам факт, что это не очевидно другим меня сильно удивляет. Я знаю, что люди разные и всё такое, я честно помню об этом, но всякий раз столкнувшись с этим, я офигеваю и всё тут.
Музыкальная игрушка Увидела у двоих читаемых подряд, и не устояла.
Суть: каждому человеку, оставившему коммент ниже, я скажу название группы/имя исполнителя. Задача этого человека - выбрать несколько композиций данного исполнителя, которые ему понравятся больше всего, и разместить у себя.
Мой путь самосовершенствования включает в себя курс физики и управление смазками на водной основе
Благодаря J.R.Mayer и sumerki86, я не только посмотрела гонку, но и получила от этого удовольствие, несмотря на то, что она была более, чем уныла. У меня прямо интерес к формуле как спорту и фэндому проснулся. Спасибо вам, люди, вы клёвые! Что я могу сказать про саму гонку? Самогонка нам понравилась, потому и не победили... Ну да, как уже упоминалась, она была так себе, порадовал только Фелипе "Бэйби" Масса. Чувак, респект и уважуха! Ты прям вырос в моих глазах! А "Уильямс"... Слов нет, одни слюни, и те нецензурные. Это были не глюки? Это реально был "Уильямс"? Команда-каждый-тянет-на-себя? Команда-вылетим-оба-но-не-пропущу? Точно, я не ошиблась? ЧТО ЭТО БЫЛО ВАШУ Ж КАВАЛЕРИЮ?!!! Схуяли? Я чота прям реально в шоке и пиздец как разочарована. И да, я полностью подписываюсь под словами sumerki86: если Лерочка будет на эту тему возникать - пакет ему на голову и покарать анально. Потому что ибо нефик! Собственно, я признаю только два вида командной тактики: 1. Роли заранее оговорены и прописаны в контрактах (примерно как в БДСМе)), пилоты, подписывая их, полностью осознают, на что идут, и согласны с этим. 2. В контрактах прописан равный статус пилотов, и кто из них сверху первый они решают на трассе исключительно самостоятельно, без вмешательства команды. Всё остальное - лицемерие. Так вот, "Уильямс" был последней командой, от которой я этого ожидала, они всегда были за тактику номер два. Будь это, скажем, "МакЛарен", я бы вообще не удивилась, но "Вилки"... Пиздец, товарищи! Есть только один вариант при котором пилот может пропускать другого, несмотря на равный статус, и это будет правильно - если один борется за титул, а второй в силу тех или иных причин утратил все шансы. Тогда, ящитаю, он сам должен первым предложить команде свою помощь и всяческое содействие. Команда же принуждать к этому его не должна, но имеет полное право не продлять с ним контракт, если он и сам не предложит, и на вежливую просьбу помочь - откажется. Потому что Ф1 - командный вид спорта. Но, разумеется, в начале чемпионата, когда шансы на титул (пусть и исключительно теоретические и полностью иллюзорные) есть у распоследней "Маруси", это категорически неприемлемо. На этом про гонку всё. А теперь будет официальное заявление: я буду болеть за Магнуссена. Да, потому что датчанин. Я ж не виновата, что годных итальянцев в формулу давно не завозили. И ещё: я буду шипперить его с Эрикссоном. Да, потому что Кальмарская Уния, все дела)) Три года в "Хеталии" не проходят бесследно)) Ну и коль скоро я коснулась фэндома... Чёрт подери, после сегодняшнего дня мне даже хочется дописать "Подстеколье")) Я понимаю, что мне придётся перелопатить кучу матчасти, чтобы вспомнить 2005 год, и что кроме нескольких старых слэшеров того нашего состава никому это нафиг не надо, но блин... Чота вот думаю, может таки дописать 5 день, а там видно будет, продолжать или нет. Вообще, я думаю шансы сделать это есть при условии, если я протипирую персонажей по соционике и\или пй. Это поможет мне, если я где-то что-то уже забыла о них. Конечно, я имею в виду не самих гонщиков, а именно наших фанонных персонажей. Всё же гонщиков типировать сложно, интервью не дают всей картины (я сейчас не говорю о Кими, у которого всё написано на лице и на стене над Машкиным столом)), да и не все у нас такие прям вхарактерные. Часть мы с Джу даже уже типировали, чота сплошная альфадельта получилась. И Есечко, конечно. Как же без Есечки. А ещё мы с Сумерки придумали пиздец упоротую идею для фика)) Это даже более аццкий стёб, чем "Берни-ТВ". Но йолке, чоб и не поржать? Сопли-слюни и всяческие трагеди один хрен не по мне. Так что ржём, друзья мои, смех продлевает жизнь, говорят. И если это так, то сегодня мне подарили несколько лет жизни точно. Я так классно с самого Рагнарёка не проводила время. В общем, всё круто. Кроме "Вилок". Всячески осуждаю!